Виктор Крафт - Венский кружок. Возникновение неопозитивизма.

Однако этого недостаточно. Сами высказывания опять-таки должны быть поняты. Нельзя задать все возможные звуковые и графические комбинации, с помощью которых можно выразить определенное понимание. Даже если число их не бесконечно, их нельзя предвидеть заранее. Психическое переживание понимания можно было бы исключить из рассмотрения лишь тогда, когда мы смогли бы не только определить процесс обучения физиологически как образование условного рефлекса, но таким же образом отметить усвоенное в процессе обучения. Поскольку это невозможно, понимание нельзя описать, выделить, определить чисто физикалистскими средствами. Поэтому психическое в качестве нефизического явления остается неустранимым. Физикалистский или вещный язык оказывается непригодным для представления психического. Таким образом, первоначальный дуализм психического и телесного, языка переживаний и вещного языка сохраняется.

Положение таково: если понятие психического нельзя построить и высказывания о психическом невозможно разъяснить, то наука должна отказаться от значительной части своих современных высказываний и отбросить бульшую часть наук о культуре.

Для того чтобы некоторый поступок включить в каузальную или телеологическую связь, мы должны обратиться либо к его психическому мотиву, либо к телесным проявлениям этого мотива. Однако эти последние мы знаем далеко не достаточно, чтобы вывести из них данный поступок. Психические связи нам известны гораздо лучше. Поэтому, когда нам неизвестны соподчиненные телесные процессы, мы ссылаемся на психическую мотивацию. Такие связи широко используются в историческом исследовании и в юридической практике.

Но тогда как можно интерсубъективно проверить высказывания о чужой психике, если для этого нет никаких непосредственных телесных показателей? Это имеет место, например, когда суд рассматривает вопрос о том, было ли некое убийство преднамеренным или оно совершенно случайно. Если намерение скрывается, то оно не имеет никаких явных телесных проявлений (высказываний убийцы). Для раскрытия намерения требуется привлечь к рассмотрению положение в целом: существовал ли мотив для убийства? Об этом можно судить, рассматривая предшествующие действия. Это могут быть действия, которые сами по себе совершенно не указывают на замысел убийства, однако их значение выявляется только во всеобщей связи, например предварительная разведка наличия или отсутствия соответствующего лица или состояние крайнего возбуждения. Такие выводы, с одной стороны, опираются на то, что действия вытекают из мотивов, что они включены в психическую цепь целей и средств. С другой стороны, они основываются на закономерностях психической жизни, например на то, что сильный аффект исключает размышление и дает мощный импульс к действию. Таким образом, в основе суждений о чужой психике, например о намерении, лежат закономерные связи между телесными и психическими процессами (действиями и намерениями) и между самими психическими проце-сами (аффектом и размышлением). Эти закономерности извлечены из собственного и чужого опыта и, будучи применены к истолкованию поведения другого человека, могут получить подтверждение. Благодаря этим закономерностям, высказывания о чужой психике становятся интерсубъективно проверяемыми, даже если отсутствуют какие-либо непосредственные телесные проявления. Даже если психологические законы лишь опосредованно связаны с воспринимаемыми телесными проявлениями, даже если они имеют только статистический характер, тем не менее они позволяют обосновать высказывания о психических состояниях и сделать их законными научными высказываниями.

Поэтому нельзя согласиться с тем, что физикалистский или вещный язык может служить в качестве универсального языка единой науки. В него нельзя без остатка перевести высказывания о психических состояниях и процессах. Язык переживаний и вещный язык, системы понятий, относящиеся к психическому и физическому, оказываются самостоятельными и необходимыми. Наука не может отказаться ни от первого, ни от второго 235 235 С другой точки зрения возражения против физикалистского единого языка науки выдвинула в своей статье Кокошиньская: Kokoszynska. Bemerkungen über die Einheitswissenschaft // Erkenntnis. Bd. VII. S. 325Г. Не все научные высказывания можно выразить в этом языке, а именно, невыразимы те высказывания, которые относятся к истине, обозначению, определимости. Однако это возражение, указывающее на логические предложения, можно устранить, если в научный язык включить только внелогические предложения, как предложил Карнап (Logical Foundations of the Unity of Science [Encyclopedia of Unified Science. Vol. 1, Nr. 1.]). Вопрос лишь в том, все ли эти высказывания можно редуцировать к физикалистским предложениям. Напротив, Кайла предпринял остроумную попытку истолковать употребление символов бихевиористски (Physikalismus u. Phänomenalismus [Theoria, Bd. VIII, 1942]). .

Условие подтверждаемости очерчивает область познаваемого. Подтверждение некоторого эмпирического высказывания должно сводится к восприятию, в конечном счете, — к собственному восприятию. Использование чужого опыта также опирается на собственное восприятие. Нужно услышать или прочитать то, что сообщает другой человек. Но отсюда не следует, что познаваемы только собственные переживания или вообще только переживания, только содержание сознания, что иногда приписывают позитивизму. Конечно, нельзя отрицать, что иногда в Венском кружке в качестве реального рассматривали только чувственно данное 236 236 «Вещам, которые конструируются из ощущений, не соответствует никакая реальность, существующая вне ощущений», говорит Ф.Франк (Erkenntnis. Bd. II. S. 186). . В системе конструирования понятий Карнапа смысл высказываний состоит только в преобразовании чувственно данного, телесное сводится к закономерностям восприятий, а все дальнейшие виды объектов — к отношениям между восприятиями. Страх перед метафизикой не позволял выйти за пределы области восприятий. Но эта позиция была полностью преодолена физикализмом, и Шлик резко осудил ее как теоретический идеализм или солипсизм в своей статье «Позитивизм и реализм» («Positivismus und Realismus») 237 237 Erkenntnis. Bd. III. 1932. Ges. Aufsätze. S. 83f. .

Защищаемый Венским кружком принцип, гласящий, что все высказывания, в том числе и высказывания о реальности, проверяются и подтверждаются посредством чувственно данного, истолковывают совершенно ошибочно, когда видят в нем утверждение о том, что реально только чувственно данное, что телесные вещи являются лишь вспомогательными понятиями для упорядочивания чувственно данного, что внешний мир — лишь логическая конструкция. Эти идеи отчасти действительно присутствовали в позитивизме, а иногда ошибочно приписывались ему. Когда Д.С.Милль рассматривает тела как «непрерывную возможность ощущений», можно колебаться между признанием того или другого. Рассматривая чувственно данное как содержание сознания субъекта, от единственной реальности данного приходят к единственной реальности сознания: нет ничего, существующего вне сознания. Если допускают, что чувственно данное присуще разным сознаниям, то склоняются к идеализму; если же данное ограничивают только собственным сознанием, то приходят к солипсизму. Но в обоих случаях мы имеем дело с метафизическими доктринами, ибо утверждается, что кроме эмпирического мира ничего больше не существует, что за ним нет никакого трансцендентного бытия. Однако эти утверждения столь же непроверяемы и эмпирически неразрешимы, как и утверждения метафизического реализма о том, что наряду с эмпирическим миром существует другой, абсолютный мир. Познаваем ли этот абсолютный мир или непознаваем — это уже другой вопрос.