Роджер Бэкон - Избранное

Глава XIII

Кроме того, святые отвергали многое не только в силу несовершенства, присущего всем смертным (и нам не стоит упорно следовать за ними в этом, а скорее напротив, благочестиво и почтительно толковать их слова согласно законам истины к их вящей чести), но отрицали многое и на основании определенных причин. Одна из них заключается в том, что [многие философские книги] не были переведены на латынь и никем из латинян не написаны, поэтому неудивительно, если святые не понимали их ценности. Все учители имели на руках книги Платона, поскольку они были переведены, а книги Аристотеля к тому времени переведены не были. Ибо Августин был первым переводчиком и толкователем Аристотеля, но это относится только к самому первому и самому незначительному из его малых сочинений, а именно, к Категориям [98]. И философию Аристотеля в те времена не знали ни греки, ни арабы (что уже было затронуто ранее). И поэтому святые, как и другие [авторы], пренебрегали философией Аристотеля и восхваляли Платона. И поскольку они знали, что Аристотель критиковал суждения платоников, они во многом его отвергали и называли его собирателем ересей, как Августин говорит в книге О Граде Божием , что «он еще при жизни своего учителя Платона привлек многих к своему еретическому учению»[99]. Однако известно, что, по свидетельству всех философов, Платон не идет ни в какое сравнение с Аристотелем. Если бы, следовательно, святые были знакомы с его философией, то они, несомненно, использовали бы ее и поставили выше [философии Платона], ибо не стали бы отрицать очевидную истину и принижать высшее ради более низкого. Да и Августин, который сам перевел Категории с греческого на латынь для своего сына, больше хвалил Аристотеля за эту малость, нежели мы — за большую часть его мудрости. Ибо он говорит во введении [к своему переводу], что «поскольку о всяком знании и науке трактуется только с помощью речи, но, тем не менее, о мой сын, нигде нельзя найти ни одного серьезного автора, который пожелал бы составить трактат о происхождении и начале самой речи, то удивительно прилежание Аристотеля, который, стремясь рассуждать обо всем, начал с исследования самой [речи], сознавая, что это исследование упущено большинством [философов] и [при этом] всем необходимо». И в конце он говорит. «Это есть то, мой дражайший сын, что я ради твоей пользы в непрестанных трудах перевел с греческого на латынь, для того, именно, чтобы ты также благодаря этому получил от меня благой плод образования». И Алкуин[100], один из толкователей Священного Писания и учитель Карла Великого, весьма хвалил этот перевод Категорий , сделанный Августином, и украсил его стихотворным прологом с такими словами:

Continet iste decern naturae verba libellus.

Quae iam verba tenent rerum ratione stupenda

Omne quod in nostrum poterit decurrere sensum;

Qui legit, ingenium veterum mirabile laudet,

Atque suum studeat tali exercere labore.

Nunc Augustino placuit transferre magistro

De veterum gazis Graecorum clave Latina.

Quem tibi, Rex magne, Sophiae sectator, amator,

Munere qui tali gaudes, modo mitto legendum.

Эта книжица содержит десять глаголов природы.

Так вот, эти глаголы связывают в поразительной теории

вещей все, что может стать доступным нашему чувству.

Тот, кто читает ее, пусть славит удивительный гений древних

И свой старается упражнять с немалым усердием,

отмечая отведенное время жизни достойными свершениями.

Переложить эту книгу из сокровищниц древних греков

в латинском ключе пожелал учитель Августин;

тебе, царь, великий приверженец и любитель мудрости,

кто рад такому подарку, не медля преподношу ее для чтения.[101]

Boethius quidem fuit longe post sanctos doctores, qui primus incepit libros Aristotelis plurea transferre. Et ipse aliqua logicalia et pauca de aliis transtulit in Latinum. Nec adhuc medietatem, nec partem meliorem habemus. Nam Aristoteles quidem fuit diu ignotus et philosophantibus, nedumaliis, etvulgo Latinorum. Caeterum sanctigrammaticalia logicalia et rhetorica, et communia metaphysicae multum efferunt, et abudanter in sacris utuntur. Unde Augustinus in libro De doctrina Christiana, II, III, IV, docet ista applicari ad divina et in aliis locis: nec non et sancti caeteri idem volunt. Sed de aliis parum et raro loquuntur, imo multum negligunt et negligi edocent aliquando, sicut per Ambrosium patet Super epistolam ad Colossenses, et per Hieronymum Super illam [ epistolam] ad Titum, et per Rabanum De pressuris ecclesiasticis, ac etiam in locis aliis pluribus.

Боэций же, который жил значительно позже святых учителей, первым перевел несколько книг Аристотеля. И он перевел на латынь некоторые сочинения по логике и немного из других [сочинений]. И мы все еще не имеем [переведенными] и половины, и даже лучшей части. Ведь Аристотель долго не был известен и философам, и латинянам в целом. Кроме того, святые часто хвалили и обильно использовали в священных науках грамматику, логику, риторику и основы метафизики. Поэтому Августин в книге Об учении христианском (II, III, IV книги) и в других местах учил приложению этого к вещам божественным; тому же учили и другие святые. Но, о других [философских дисциплинах] они говорили редко и мало, более того, часто их отвергали и иногда учили, что их следует отвергать, как явствует из [слов] Амвросия[102] в Комментарии к Посланию к Колоссянам , и из [слов] Иеронима в Комментарии к Посланию к Титу , и из [слов] Рабана Мавра[103] в сочинении О тяготах Церкви [104], и из многих других сочинении [иных авторов].

Sed constat omnibus philosophantibus et theologis scientias has nullius valoris esse respectu caeterarum nec alicuius dignitatis. Constat omnibus si sancti habuissent usum srientiarum philosophiae magnarum, nunquam cineres philosophicos in tantum extulissent, et ad sacros usus convertissent, quanto enim sanctis scientiae meliores sunt et maiores, tanto sunt ad divina aptiores. Sed quia ad manus eorum non devenerunt libri nisi grammatici, logici, rhetorici et de communibus metaphysicae, ideo his se iuverunt secundum gratiam eis datam; et quicquid poterant de his laudabiliter extrahere, converterunt copiosius ad legem Dei, ut in expositionibus eorum et tractatibus singulariter manifestum est, et hoc suo loco planius exponetur.

Но всем философам и богословам известно, что эти [вышеназванные] науки не имеют большой ценности и достоинства сравнительно с другими. И всем ясно, что если бы святые пользовались великими философскими науками, то они не превозносили бы так «пепел» философии [т. е. логику, грамматику, риторику и основы метафизики], и обратили бы их [т. е. более значительные науки] на пользу священному, ибо, с точки зрения святых, насколько науки значительнее и лучше, настолько они более подходят для Божественного [учения]. Но поскольку в руки святых не попало иных книг, кроме [сочинений] по грамматике, логике, риторике и основам метафизики, то они прибегали к их помощи настолько, насколько это было возможно, и похвально извлекали из них то, что могли, обильно обращая их на [пользу] закону Божию, как явствует из их отдельных комментариев и трактатов, и что будет более подробно разъяснено в своем месте.

Deinde considerandum est diligenter, quod quamvis multa habuissent de maioribus scientiis, non fuit tempus utendi eis nisi in duobus casibus, scilicet, astronomia pro calendario, et musica pro officio divino. Patet enim per historias, quod Eusebius Caesariensis, et beatus Cyrillus, et Victorinus et Dionysius abbas Romanus, cuius doctrinam nunc sequitur ecclesia per leges astronomiae, et in alii ex mandato apostolico laboraverunt in hac parte; sed aliae scientiae maiores fuerunt neglectae, et praecipue istae quae iudicia et opera sapientiae magnifica noscuntur continere. Et huius causa fuit quintuples Nam philosophia ante Christi adventum dedit leges mundo, praeterquam populo Hebraeorum, tam de cultu divino quam de moribus et legibus iustitiae et pacis inter rives, et belli contra adversaries. Et quoniam huiusmodi leges fuerunt datae quantum potuit humana ratio, ut Aristoteles vult in fine Ethicorum, ubi transit ad librum legum dicens: "Dicamus nunc quantum possibile est philosophiae in rebus humanis" etc, principes mundi noluerunt recipere legem Christi, quae fuit supra humanam rationem, et ipsi fuerunt regulati secundum philosophos, et ideo philosophia impedivit ingressum fidei, et tardavit in hoc, quod mundus ea deductus legi celsiori horruit consentire.