Евгений Богат - Урок

«Учитель! Как много значит это слово в нашей стране. Вот мы пришли в первый класс. Прекрасно помню свою первую учительницу, ее морщины у ласковых глаз. Как много она сделала для нас, для меня… Вот и стала перед нами, перед будущими учителями, задача воспитать в себе настоящего учителя, УЧИТЕЛЯ С БОЛЬШОЙ БУКВЫ».

По настоянию инспектора Елкина подлог обсуждался на собрании в школе. Директору был объявлен выговор. При этом ни один человек не выступил. Коллектив безмолвствовал. Зато при обсуждении «дела Устиновых», как мы помним, активность была высокой.

Но неужели, неужели тогда не нашлось ни одного учителя, который бы с фактами и аргументами защитил Устиновых?!

Если бы не нашлось ни одного, излагать эту историю было бы чересчур тяжело. Но нашелся один. Точнее, одна Русинова Валентина Анатольевна.

Рассказывая о педсовете, я не упомянул о ней, не дал строк из ее выступления, резко отличавшегося от речей остальных учителей, потому, что это отдельная тема. Отдельная человеческая судьба. И говорить о ней надо не попутно, не мельком, а самостоятельно и подробно.

«В средней школе № 1 Русинова Валентина Анатольевна работает преподавателем английского языка сразу же после окончания университета. Валентина Анатольевна очень добросовестный работник, много лет является членом месткома, к своим обязанностям относится ответственно…»

«Мы рассчитывали, что вместе с ними (Устиновыми) уйдет Русинова, а она не уходит. Русинова в школе изолирована от коллектива. Она должна уйти. Она незрелый человек, ей нельзя доверять воспитание детей. Учить наших ребят могут только педагоги с чистой совестью, честные и правдивые…»

Месячный заработок Русиновой до выступления на педсовете — около 200 рублей.

После выступления — 100 рублей (из-за уменьшения часов и ухода с классного руководства).

Русинова Валентина Анатольевна родилась в ноябре 1941 года. Через месяц мать получила похоронку и осталась одна с шестью малолетними детьми на руках. Мать Русиновой совершенно неграмотна, она и сейчас едва расписывается…

Валентина Анатольевна окончила школу по соседству с той, где работает сейчас, а потом и университет. Она отлично овладела английским языком, полюбила педагогическую работу и вернулась в родной город — в школу № 1.

Читая коммунистические газеты США, Канады Англии, она на уроках английского языка рассказывала о жизни мира. А как классный руководитель она посвящала тематические часы беседам о совести, о долге, о самовоспитании. Тезисы бесед записывала в толстую общую тетрадь.

«Совесть — нравственное сознание, нравственное чутье или чувство в человеке, внутреннее сознание добра и зла, тайник души, в котором отзывается одобрение или осуждение каждого поступка, чувство, побуждающее к истине и добру, отвращающее от лжи и зла. Какое строгое слово, даже суровое слово!

…не должно быть чужих хат, чужих дел, судеб…

…поведем сегодня разговор о гражданском долге. Оставим пока в стороне обстоятельства чрезвычайные, исключительные. Вглядимся в нашу будничную, повседневную жизнь, чтобы в самых простых поступках обнаружить нечто весьма значительное, если эти поступки подсказаны совестью и долгом гражданским!»

«То, о чем писал наш товарищ в министерство, соответствует действительности. Многое в нашей школе в самом деле недоделывается…»

«…еще я сказала на педсовете: вообще не нужно думать об Устинове, что вот он написал письмо в министерство, собрав факты, и поэтому плохой человек. Он и раньше выступал с критикой на педсоветах, говорил о недостатках, но, видя, что это не помогает, обратился с письмом к министру. Конечно, никому это не нравится… После педсовета моя бывшая учительница, которая сейчас работает в этой же школе, сказала: „Валя, чего тебе не хватает? Тебе всегда дают заработать, о тебе я только слышу хорошие отзывы, я помню тебя хорошей ученицей, ты успешно закончила университет, вернулась в родной город, учи спокойно ребят, не лезь в эти дела“. Но чему я стану учить, если буду молчать, когда вижу несправедливость?»

После педсовета, оставшись в полном одиночестве, Русинова в минуту отчаяния написала директору заявление об освобождении от классного руководства, потому что утратила веру в людей и добро.

Широкова удовлетворила это ходатайство с той же охотой и быстротой, что и ходатайство Устиновых об уходе из школы.

Когда входишь в школу № 1, первое, что обращает на себя внимание, обилие лозунгов на стенах.

«Школа — твой главный коллектив, прославляй его честным трудом и красивым поведением».

«Спорь, когда коллектив решает, но если решение принято, первым берись за дело».

«Будь вежливым. Вежливость — пароль человека, она открывает людям двери».

«Уважай старших, защищай слабых. У хороших людей так водилось во все времена».

«С малых лет учись быть верным слову, присяге. Верность слову — твоя личная честь».

С тяжелым сердцем переступил я порог кабинета Риммы Михайловны Широковой. С детских лет сохранилось во мне какое-то чувство почтительности к кабинету директора школы — к его строгости и к его тишине, к его столу и к его стульям, к его стенам, к его воздуху. Это был особый мир. И теперь, оказавшись в этом мире, я не то чтобы растерялся, у меня язык не поворачивался говорить о том, ради чего я сюда ехал. Мне было нестерпимо стыдно.

Опустив голову, я слушал, как Римма Михайловна, стараясь быть максимально объективной, рассказывала об Устиновых и Русиновой:

— Он хороший физик, но высокомерен, оторван от коллектива. Она хороший организатор, но попала под влияние мужа. Русинова неплохая учительница, но излишне замкнута, нервна…

Выяснилась и небезынтересная подробность: место Устинова сейчас занимает студент-заочник.

Уходя из школы, я оглянулся в последний раз и увидел большую надпись над входом, которую не заметил раньше: «Жить, отвечая за все».

С инспектором Мухиным Г. В., который вел педагогический совет, решительно осудивший Устинова, мы говорили в министерстве. Передо мной сидел человек, непоколебимо верящий в догматы. Догмат номер один: непогрешимость коллектива.