Эдгар По - Эврика. Поэма в прозе (Опыт о вещественной и духовной Вселенной)

Я надеюсь, что мистер К. здоров. Напомните ему обо мне и спросите его, видел ли он мое «Рассуждение о Стихе» в последних октябрьском и ноябрьском номерах Southern Literary Messenger… Я так деятелен теперь и чувствую столько энергии. Приглашения писать сыплются на меня каждый день. За последнюю неделю у меня было два предложения из Бостона . Вчера я послал статью в American Review : о «Критиках и Критике». Не так давно я послал в Metropolitan очерк под названием «Коттедж Лэндора»: там есть нечто об Анни, — появится это, как я думаю, в мартовском номере. В Южный Литературный Вестник я послал пятьдесят страниц «Заметок на полях», по пяти страниц на каждый месяц в текущем году. Я прочно договорился также с каждым журналом в Америке (кроме National Питерсона), включая один Цинциннатский журнал, называемый The Gentlemen's . Таким образом, вы видите, что мне нужно только твердо держаться в бодром настроении, чтобы выйти из всех моих денежных затруднений. Наименьшая цена, которую я получаю, это 5 долларов за «страницу Грээма», и я легко могу средним счетом написать 1 1/ 2страницы в день, то есть заработать 7 1/ 2долларов. Как только «денежные переводы» придут, я выйду из затруднения. Я прочел, что Годи объявляет какую-то мою статью, но я совершенно не ведаю, что бы это было. Вы просите меня, Анни, чтобы я указал вам какую-нибудь книгу для чтения. Видели ли вы «Регсу Ranthope» миссис Гор? Вы можете достать эту книгу в любом агентстве. Я читал ее последние дни с глубоким интересом и извлек из нее также и большое утешение . В ней рассказывается стезя одного литературного деятеля и дается справедливая точка зрения на истинные задачи и истинные достоинства литературного характера. Прочтите ее ради меня.

Но в одном пребудьте уверены, Анни, — от этого дня впредь я избегаю чумного общества литературных женщин . Это бессердечная, противоестественная, ядовитая, бесчестная тайна , без какого-либо руководящего принципа, кроме безудержного самопочитания, миссис Осгуд есть единственное исключение, которое я знаю… Поцелуйте от меня маленькую Кэдди и поклонитесь от меня мистеру Р. и всем .

В последние две недели у меня была чрезвычайно беспокойная головная боль…

[Подписи нет]

ЭДГАР ПО К АННИ

Четверг 8-го

Милая Анни, — моя мать как раз отправляется в город, где, я надеюсь, она найдет нужное письмо от вас или от Сары; но я уже так давно не писал вам, что я должен послать вам несколько слов, чтобы дать вам возможность видеть и чувствовать , что Эдди, даже когда он молчит, хранит вас всегда в своем уме и сердце — я был так занят, Анни, все время, с тех пор как я вернулся из Провиденса — шесть недель тому назад. Дня не пропускал я без того, чтобы не написать от страницы до трех страниц. Вчера я написал пять, а за день перед этим поэму, значительно более длинную, чем «Ворон». Я назвал ее «Колокола». Как мне хочется, чтобы Анни увидала ее! Ее мнение в этой области так дорого мне — во всем оно для меня есть нечто — но в поэзии особенно. И Сара тоже… Я сказал ей, когда мы были в В., что вряд ли я когда-либо знал кого-нибудь с такой острой способностью различения того, что есть действительно поэтическое. Пять прозаических страниц, которые я вчера кончил, называются — как бы вы думали? — уверен, что вы никогда не отгадаете, — « Прыг-Скок »! Подумайте только о вашем Эдди, который пишет рассказ с таким названием, как «Прыг-Скок». Вы никогда не догадались бы по названию о содержании (которое страшно), в этом я уверен. Он будет напечатан в одном еженедельнике в Бостоне… не очень почтенный журнал, быть может, с литературной точки зрения, но он дает столь высокую плату. Собственник написал мне, предлагая около 5 долларов за «Грэхэмовскую страницу», а я хлопочу о том, чтобы выйти из моих денежных затруднений, и потому принял предложение. Он дает также 5 долларов за сонет; приглашены миссис Осгуд, Парк Бенджамин и миссис Сигурни. Я думаю, что «Колокола» появятся в Американском Обозрении . Я не получил еще никакого ответа от миссис Уитман… Я полагаю, что ее мать перехватила письмо и никогда ей его не отдаст…

Милая мать говорит, что она напишет вам длинное письмо дня через два и расскажет вам, какой я хороший . Она в большом подъеме от моих планов и от наших надежд скоро увидать Анни. Мы сказали нашему домохозяину, что мы не наймем дом на следующий год. Не дозволяйте, однако же, мистеру Р. делать какие-либо устроения для нас в… или В., потому что, будучи бедны, мы так часто рабы обстоятельств. Во всяком случае, мы оба приедем и увидим вас, и проведем с вами неделю раннею весной или еще до этого, — но мы вам сообщим обо всем заблаговременно. Мать шлет свою самую сердечную-сердечную любовь вам и Саре, и всем . А теперь прощайте, моя милая Анни .

Ваш собственный Эдди.

ЭДГАР ПО К АННИ

Фордхем. Февраля 19-го, воскресенье

Нежный мой Друг и Сестра, — Я боюсь, что в этом письме, которое я пишу с тяжелым сердцем, вы найдете много того, что разочарует и огорчит вас, — ибо я должен отказаться от моего предположенного посещения, — и один Бог знает, когда я увижу вас и сожму вашу руку. Я пришел к этому решению сегодня, после того как перечел некоторые из ваших писем ко мне и к моей матери, написанные с тех пор, как я оставил вас. Вы не сказали этого мне, но я был способен уловить из того, что вы сказали , что мистер Р. позволил себе (быть может, не зная этого) подчиниться враждебному для меня влиянию, благодаря злокозненным для меня искажениям со стороны мистера и миссис… Но я чистосердечно признаюсь вам, милая Анни, что я горд, хотя я никогда не показывал себя гордым вам или вашим, и никогда не покажу. Вы знаете, что я поссорился с… только из-за вас и мистера Р. Интерес мой явно требовал, чтобы я сохранял с ними отношения; и, кроме того, они оказали мне некоторым услуги, которые давали им право на мою благодарность, до тех пор как я не открыл, что они трубили о своих благодеяниях по всему миру. Итак, благодарность, так же как интерес, могли побудить меня не оскорблять их; и оскорбления, которые нанесла мне самому миссис были недостаточны, чтобы заставить меня порвать с ними. И тогда лишь только, когда я услыхал их говорящими… что ваш муж есть все что угодно, достойное презрения… тогда лишь только, когда такие оскорбления были нанесены вам, кого я искренно и самым чистым образом любил, и мистеру Р., к которому я имел все основание относиться с симпатией и уважением, я встал и оставил их дом, и обеспечил непримиримую месть того худшего из дьяволов-врагов, что называется «женщина, которую презрели». Чувствуя все это, я не могу не думать, что мистер Р. поступает недобрым образом, когда он, в то время как я отсутствую и не способен защищать себя, продолжает слушать то, что эти люди говорят в поношение мое. Я не могу не думать, кроме того, что это самый необъяснимый пример слабости — тупости, — в которой когда-либо был повинен, в пределах моего знания, мужчина : женщин легче заманить в подобное. Во имя Бога, чего иного я мог ожидать в ответ на оскорбление, которое я нанес сумасшедшему тщеславию и самопочитанию миссис… как не тому, что она наполнит остаток дней своих раскапыванием всего мира, чтобы найти какую-нибудь клевету в ущерб мне (и чем лживее, тем лучше для ее целей) и в фабриковании обвинений там, где она не сможет найти их готовыми? Конечно, я не предполагал с ее стороны иной линии поведения; но, с другой стороны, я, конечно, не предполагал, что какой-либо человек, владеющий своим разумом , когда-либо захочет слушать обвинения, проистекающие из такого подозрительного источника… Не только я не навещу вас в но я должен более не посылать писем вам, и вы мне. Я не могу и не хочу иметь это на своей совести, что я вмешался в семейное счастье единственного существа в целом мире, которое я любил, в одно и то же время правдиво и чисто — я не только люблю вас, Анни, я восторгаюсь вами и уважаю вас еще более, — и Небу ведомо, нет ни одной частицы себялюбия в преклонении моем — я не прошу ничего для самого себя, я хочу только вашего собственного счастья — и благоприятного истолкования этих клевет, которые, во имя вас, я претерпеваю теперь от этой подлой женщины — и которые во имя вас, милая , я охотнейшим образом претерпел бы, если б они были умножены до стократности — клеветы эти, Анни, на самом деле, вовсе не ранят меня и не причиняют мне ущерба, кроме того, что они лишают меня вашего общества, — ибо вашей привязанности и уважения, я чувствую , они не могут лишить меня никогда. Что касается ущерба, который могут причинить мне лжи этих людей, не тревожьтесь об этом — это верно, что «Ад не имеет такой фурии, как женщина, которую презрели», но я уже встречался с таким мнением раньше, на гораздо более высоких основаниях; то есть из-за чего-то гораздо менее священного, чем то, что я чувствую как защиту вашего доброго имени. Я презрел миссис Э. — просто потому, что она возмущала меня, и до сего дня она никогда не прекращала своих анонимных преследований. Но к чему они свелись? Она не лишила меня ни одного друга из тех, кто меня знал и однажды доверял мне — ни, с другой стороны, не принизила меня ни на один дюйм в общественном мнении. Когда она дерзнула зайти слишком далеко, я тотчас возбудил против нее преследование (через ее жалких сообщников), и взыскал примерные протори и убытки — как, без сомнения, я сделаю тотчас, в случае, если Мистер — посмеет сказать хоть одно подсудное слово… Вы видите теперь, милая Анни, как и почему это, что моя Мать и я сам, мы не можем посетить вас, как мы предполагали… Моим намерением было попросить вас и мистера Р. (или, быть может, ваших родителей) дать возможность моей матери столоваться у вас, в то время как я буду на Юге, и я намеревался отправиться туда, после того как пробуду с вами одну неделю, — но все мои планы теперь расстроились — я взял коттедж в Фордхеме еще на год. — Время, милая Анни, покажет все. Да будет сердце ваше спокойно, я никогда не перестану думать о вас и буду хранить в уме два торжественных обещания, которые я вам сделал. — Одно я исполняю благоговейно, а другое (в этом да поможет мне Небо!) рано или поздно будет исполнено.