Константин Крылов - Притчи

— Ваш анализ, в общем, соответствует действительности, — признал Стрекозель, бегло просмотрев кармическую запись, — но у этой череды прискорбных обстоятельств было начало. Ведь вы не родились неудачником. У вас было счастливое детство, вполне пристойная юность, неплохие задатки… Попробуйте вспомнить, — добавил он, добавив в голос подархангельской убедительности, — что стало первым крупным разочарованием в вашей жизни?

— Да ничего такого не припоминаю, — задумалась душа, — ну разве только вот был один момент… Но это ж фигня какая-то…

— Вы говорите, говорите, — Стрекозель направил на него самый испытующий из всех своих взоров, — и, пожалуйста, с подробностями.

— Ну как… — замялась душа. — На выпускном дело было. Ну, мальчики, девочки, взрослые уже, все дела. Танцевал я с Люськой медляк. Была такая Люська, рыжая, красивая, нравилась она мне. Ну, пообжимались, конечно, а я ей руку на попу. А она мне фырк. И говорит — прежде чем руки распускать, сначала галстук себе купи, как у Толи-магазинщика… Толя — это парень такой, у него папаша завмаг, всё мог достать, — объяснила душа.

— Ага, понятно, искушение стандартное молодёжное, форма два це, — занёс подархангел в книжечку, — и что же вы при этом почувствовали?

— Как что? — не поняла душа. — Последним дерьмом себя почувствовал. Пошёл домой как обосранный. Куда мне до Толи-магазинщика? Вот с тех пор…

— Картина ясна, благодарю за сотрудничество, — подархангел шевельнул крылом, и перед ним предстал следующий самоубийца, лихой водитель «крайслера».

— Я жил фигово, — объяснил он причины своего поступка, — мне никогда не везло. Вот я и решил с этим покончить, наконец. Рабочих только жалко, а так — ладно, валяйте, где тут ваши казематы…

— Прежде чем вы получите своё наказание, — остановил его Стрекозель, — мы должны узнать причину, — и добавил обычное про сотрудничество со следствием.

Довольно быстро выяснилось, что душа тотально недовольна своей биографией. На настоятельную просьбу вспомнить эпизод, когда всё началось, водитель «крайслера», поднапрягшись, вспомнил такое:

— Ну вот было дело, до сих пор помню… На выпускном танцевал я с Люськой медляк. Была такая девка, рыжая, нравилась она мне. Ну, пообжимались, конечно, а я ей руку на талию. А она мне фу. И говорит — прежде чем хватать, сначала галстук себе купи, как у Толи-магазинщика…

— И что же вы при этом почувствовали? — осведомился Стрекозель, занося в книжечку слова «искушение стандартное молодёжное».

— Как что? — не поняла душа. — Конечно, подумал, что это за порядки, что Толька, мудак и сволочь, в галстуке ходит, потому что папаша у него завмаг, а я хрен сосу… Тут я и задумался, в какой стране живу. Где нормальному человеку галстук купить проблема. Ну а потом пошло-поехало, Би-Би-Си стал слушать, потом книжки всякие. Очень я советский строй возненавидел. В конце концов решил уехать — любой ценой, хоть тушкой, хоть чучелом. Женился на еврейке, на дуре и уродке, чтобы только выездным стать. Потом о пороги бились, хорошо хоть перестройка началась, выпустили. В Израиловке тоже не мёдом оказалось намазано, ну как-то привык, с дурой этой страшной развёлся, как-то устроился… Ну вот оказывается — не могу я там жить! Патриот я, блин, недоделанный, к берёзкам тянуло. Мне Канаду посоветовали — говорят, там этих берёзок хоть жопой ешь. Переехал, тоже целое дело было. Там даже бизнесок завёл, по автоделу, я всегда машины любил. А всё равно всё чужое, не своё. Пить начал. Потом не удержался, на Родину съездил — а там уже всё другое, от той Родины рожки да ножки остались… В общем, понял я, что места на этой планете для меня нет. Ну и… не выдержал.

— Понятно, благодарю за сотрудничество, — подархангел мигнул, и перед ним предстал следующий самоубийца, политик.

С ним дело пошло веселее — он начал давать показания, не дожидаясь вопросов. Выяснилось, что он полностью разочаровался в идеалах, которые ему были дороги, что и послужило причиной его прискорбного поступка.

На вопрос о том, где он эти идеалы подхватил и когда ими загорелся — Стрекозель был молодым, но опытным следователем и знал, что интересоваться надо именно этим, — преступник довольно бодро ответил, что отлично это помнит, и что произошло это знаменательное событие на выпускном.

— С Люськой я пол топтал, — рассказал он, — ну, рыжая такая, я в неё влюблён был немного, в суку… Ну, пообжимались, конечно, а я ей рукой по плечику. А она мне фу. И говорит — прежде чем нахальничать, сначала галстук себе купи, как у Толи-магазинщика…

— И что же вы при этом почувствовали? — осведомился Стрекозель, ставя в книжечке прочерк.

— То есть как что?! — не поняла душа. — Конечно, подумал, до чего ж бездуховная эта Люська, я же грамотный парень, книжки читаю, и рожей вроде ничего, а ей этот галстук надо, как обезьяне какой… А ведь наши предки революцию делали, чтобы тобы не было вот этого — у меня есть, у тебя нет… В общем, осознал я, что никаких идеалов у нас не осталось, все предали. Потом у Маяковского про канареек прочитал — сильные стихи: «скорее головы канарейкам сверните, чтобы коммунизм канарейками не был убит», и «Клоп», пьеса, там тоже про мещанство… А тут перестройка, все эти обезьяны так и повылазили — всё про Запад писали, какая у них жратва и джинсы… Я тогда уже в партии был, ещё в той, старой, только там предателей и вырожденцев даже больше, чем среди беспартийных масс, пряталось. Потом был в компартии эресефесера, а после девяноста третьего, когда гады наших задавили — в КПРФ. Сначала на низовке — жрать было нечего, а я работал, агитировал, сам листовки клеил. Потом стал руководить ячейкой, ну а дальше — сами знаете. В две тысячи четвёртом вышел — Зюганов тоже предателем оказался, вырожденцем. Ну, увёл я самых толковых ребят, стали делать Партию Обновлённого Социализма. Я здоровье сжёг на этой партии. Мне бабла предлагали — я отказывался, хотел чистым остаться. А сегодня узнал, что помощник мой, я ему как себе верил — деньги берёт знаете у кого?!

— Это уже неважно, благодарю за сотрудничество, — подархангел мигнул нимбом, и появился бизнесмен. Который сначала упирался, но потом раскололся — и выяснилось, что жизнью своей он крайне недоволен, а виноват всё тот же выпускной вечер и проклятая Люська.

— Ну, пообжимались, конечно, а я ей сиську помацать хотел. А она мне раз по руке. И говорит — прежде чем туда лезть, сначала галстук себе купи, как у Толи-магазинщика… Ну и я почувствовал — убьюсь сам, и всех убью, мать родную не пожалею, а только будет у меня галстук как у этого Толи! Да не один галстук, — распалилась душа, — а всё, всё у меня будет. Будут такие Люськи в очередь строиться, чтобы я их трахнул. Я до того всё больше книжечки читал, фильмами зарубежными увлекался, стищки писал, а тут решил — нет, раз уж со мной так — ладно, вы своё получите. Стиснул зубы и пошёл бабло заколачивать. Сначала в торговый техникум, потом перестройкой запахло — я раз в кооперативное движение, шашлык, цветы, компьютеры, приподнялся, потом пролетел, были неприятности, потом снова приподнялся, уже другие времена пошли… ну, всякое было, и меня кидали, и я кидал, первый лимон только в девяноста пятом сделал, успел увезти… дальше тоже всякое было, пошёл к Роману Тухесовичу, потом вместе с Акцизманом в залоговых участвовали, «Норнефть», страшные дела, лучше вам этого не знать… Ну что, стало у меня сто лимонов, потом повезло — стало пятьсот, дальше уже к ярду подходило, а зачем? Мне же всё это по правде нафиг не надо. А уж люсек таких я уже перетрахал вагон и маленькую тележку, тоже не помогает… Попробовал завязать, книжки читать умные, фильмы Феллини смотреть, Антониони, всё что в молодости любил — так ведь не понимаю ничего, мозги не те, только про деньги и думать могу, а у меня их и так как у дурака махорки. Про стишки уж и не говорю… В общем, подумал я, подумал, вот и…