Карл Маркс - Собрание сочинений, том 26, ч.2

Если, наоборот, известно, что средние цены и стоимости не тождественны, что средняя цена товара может быть равна его стоимости, но может быть также больше или меньше ее, то вопрос отпадает, отпадает сама проблема, а вместе с тем отпадают и те гипотезы, которые выдвигаются для ее разрешения. Остается лишь следующий вопрос: почему в земледелии стоимость товара (или, во всяком случае, его цена) превышает — не его стоимость, а — его среднюю цену? Но этот вопрос уже совершенно не затрагивает основу теории, определение стоимости как таковое.

Рикардо, конечно, знает, что «относительные стоимости» товаров модифицируются в зависимости от различного соотношения между входящими в их производство основным капиталом и капиталом, затрачиваемым на заработную плату. {Эти два капитала, однако, не составляют противоположности; противоположны друг другу основной капитал и оборотный капитал; а последний охватывает не только заработную плату, но и сырье и вспомогательные материалы. Например, в горной промышленности и рыболовстве могло бы существовать такое же соотношение между капиталом, затрачиваемым на заработную плату, и основным капиталом, какое существует в портняжном деле между тем капиталом, который затрачивается на заработную плату, и тем, который затрачивается на сырой материал.} Но Рикардо вместе с тем знает, что эти относительные стоимости выравниваются конкуренцией. Более того: указанные модификации он вводит только для того, чтобы при этих различных вложениях капитала получалась одна и та же средняя прибыль. Это значит: те относительные стоимости, о которых он говорит, представляют собой не что иное, как средние цены. У него даже не возникает мысли о том, что стоимость и средняя цена различны. Он берет как исходный пункт только их тождество. Но так как при различном соотношении органических составных частей капитала такое тождество не существует, то он предполагает его как необъясненный, вызванный конкуренцией факт. Поэтому у него и не возникает вопроса: почему стоимости земледельческих продуктов не выравниваются в средние [506] цены? Напротив, он предполагает, что они выравниваются, и с этой именно точки зрения ставит проблему.

Абсолютно нельзя понять, почему молодцы вроде Вильгельма Фукидида {33} ратуют за теорию земельной ренты Рикардо. С их точки зрения «полуистины» Рикардо, как снисходительно выражается Фукидид, утрачивают всю свою ценность.

Для Рикардо проблема существует только потому, что стоимость определена рабочим временем. У этих молодцов дело обстоит иначе. По Рошеру природа, как таковая, имеет стоимость. См. об этом в дальнейшем [50]. Это значит: Рошер абсолютно не знает, что такое стоимость. Что же может помешать ему допустить, что стоимость земли с самого же начала входит в издержки производства и образует ренту, — сделать стоимость земли, т. е. ренту, предпосылкой для объяснения ренты?

Фраза об «издержках производства» у этих молодцов ровно ничего не означает. Мы видим это у Сэя. Стоимость товара он определяет издержками производства — капиталом, землей, трудом. А эти издержки он определяет спросом и предложением. Это значит: здесь вообще нет никакого определения стоимости. Так как земля оказывает «производительные услуги», то почему бы цене этих «услуг» не определяться спросом и предложением — так же, как Сэй определяет цену услуг, оказываемых трудом или капиталом? А так как «услуги земли» находятся во владении определенной группы продавцов, то почему бы их товару не иметь рыночной цены и, стало быть, почему бы земельной ренте не существовать в качестве элемента цены?

Мы видим, что у Вильгельма Фукидида не было ни малейшего основания столь усердно «ратовать» за теорию Рикардо.

Если оставить в стороне абсолютную земельную ренту, то у Рикардо остается следующий вопрос:

Население и вместе с ним спрос на земледельческие продукты возрастают, в результате чего эти продукты повышаются в цене, как это происходит в подобных случаях в промышленности. Но в промышленности такое повышение цен прекращается, как только спрос оказал свое действие и вызвал увеличенное предложение товаров. Продукт теперь понижается до прежней своей стоимости или даже падает ниже ее. Но в земледелии этот добавочный продукт выбрасывается на рынок не по прежней цене и не по более низкой цене. Он стоит больше, и этим вызывается здесь постоянное повышение рыночных цен, а вместе с тем и повышение ренты. Как объяснить это, если не тем обстоятельством, что приходится прибегать ко все менее плодородным сортам почвы, что требуется все большая затрата труда для производства того же продукта, что производительность земледелия падает во все возрастающей степени? Почему — оставляя в стороне влияние обесценения денег — в Англии с 1797 по 1815 г. вместе с быстрым ростом населения повышались цены на земледельческие продукты? Ничего не доказывает тот факт, что они затем снова упали. Ничего не доказывает и то обстоятельство, что был отрезан подвоз с заграничных рынков. Как раз наоборот. Это лишь создало надлежащие условия для того, чтобы закон земельной ренты мог обнаружиться в своем чистом виде. Ибо как раз отрезанность от заграницы вынуждала прибегать внутри страны к обработке все менее плодородной почвы. Нельзя объяснять это абсолютным увеличением ренты, ибо возросла не только общая сумма ренты, но и норма ренты. Поднялась цена квартера пшеницы и т. д. Нельзя также объяснять это и обесценением денег, ибо такое обесценение могло бы лишь объяснить, почему — при высокой степени развития производительности в промышленности — промышленные продукты упали в цене и, значит, относительно поднялись в цене земледельческие продукты. Обесценение денег не могло бы объяснить, почему цены земледельческих продуктов все время абсолютно повышались помимо этого относительного повышения.

Столь же мало можно считать это следствием падения нормы прибыли. Падение нормы прибыли никогда не могло бы объяснить изменение в ценах, а только изменение в распределении стоимости или цены между лендлордом, промышленником и рабочим.

Что касается обесценения денег, то предположим, что прежний 1 ф. ст. теперь равен 2 ф. ст. Квартер пшеницы, стоивший раньше 2 ф. ст., теперь стоит 4 ф. ст. Допустим, что промышленный продукт подешевел в 10 раз, что раньше его стоимость выражалась в 20 шилл., а теперь — в 2 шилл. Но теперь эти 2 шилл. равны 4 шилл. Обесценение денег — точно так же как и неурожаи — могло бы, конечно, оказать здесь свое влияние.