Дэвид Лоуренс - Психоанализ и бессознательное. Порнография и непристойность

Точно так же и с Солнцем. Солнце устанавливает и поддерживает совершенную полярность жизненной циркуляции между собой и всеми живыми индивидами. Прервите эту циркуляцию — прервется и Солнце: без человека, без животных, без бабочек, без деревьев, без лягушек и жаб оно оплывет, как огарок свечи, и погаснет. Именно жизненные токи индивидов питают его горение и поддерживают мощное равновесие его сердца-ядра.

Жизнь Луны так же поддерживается нашей жизнью, а наша — жизнью Луны. Все относительно. Не только каждая сила относительна в ее взаимодействии с другой силой или другими силами, но и каждое существование также относительно во взаимосвязи с другими существованиями. Жизнь человека зависит не только от других людей, животных или растений, но и от Солнца, от Луны и от звезд. Точно так же существование Луны всецело зависит от жизни людей, животных и растений, от жизни индивидов — единственного истока существования всей Вселенной. Без жизни индивидов Луна — прежде других небесных тел во Вселенной — развалилась бы на части: ведь она динамически поляризована по отношению именно к нашей планете. Мы не знаем, какая удаленная от нас жизнь дышит между звездами и Солнцем. Но наше существование поддерживает прежде всего Луна. Она является полюсом нашей единственной и неповторимой земной индивидуальности.

Таким образом, мы должны понимать, что между Луной и каждым индивидом существует витальный динамический поток. Поэтому жизнь индивидов прямо зависит от Луны, а существование Луны прямо зависит от жизни индивидов.

В каком же смысле жизнь индивидов зависит от Луны?

Луна — мать тьмы. Она ключ к деятельной тьме. Мы же — в областях ниже пояса — ведем существование в полной тьме. Ниже пояса мы незрячи и незримы. В дневное время жизнь в человеке направлена вверх — к открытым глазам, пробужденным Солнцем, к открытому разуму, наделенному способностью видеть, но в это же самое время мощные динамические центры нижнего тела выполняют вспомогательные функции, действуя в негативной полярности. Мы всем своим существом устремлены вверх, к познанию Вселенной посредством зрения, речи и мысли; мы стремимся побольше увидеть, услышать, узнать — и на собственном опыте, и понаслышке. Мы представляем собой могучее движение динамического потока, устремленного вверх, к широко распахнутым глазам нашей души, которая стремится свести весь мир до уровня нашей сознательной индивидуальности и готова на основе этого мира создавать новые миры, пуская новые зеленые побеги на Древе жизни. Подобно тому как дерево может умереть, если перестанет пускать новые зеленые побеги по всему своему древесному телу, так и вся Вселенная может погибнуть, если человек, животное или растение перестанут порождать себе подобных, но уже на новом, чуть более совершенном уровне. Лягушонок обретает чуть более яркий цвет, чуть мягче прыгает на лапках, становится чуть более rusé [98]. Птенец добавляет новые нотки к песне, новые коленца к полету, а став взрослым — новый уют гнезду. Человек же создает новые миры, новые цивилизации. Не будь у живых индивидов этой жажды творения нового, Вселенная стала бы приходить в упадок. — понемногу, постепенно, пока не развалилась бы на части. Подобно дереву, которое перестает выпускать новые, зеленые побеги и шириться своей раскидистой кроной.

Но каждый новый побег появляется вместо прежнего, предшествовавшего ему. Сухие листья обязаны опадать, а старые формы — отмирать. Если каждый год миллионы людей умирают и оказываются в земле, то почему бы и листьям каждую осень не умирать и не падать на землю? Из опавших листьев получается прекрасный гумус. Так же, как из умерших людей. И даже из душ умерших людей.

Если смерть должна быть уделом многих, пусть будет так. Если Америка должна изобрести смертоносный отравляющий газ, пусть себе изобретает. Если смерть для нас — цель из целей, то нам ничего не остается, как искать новые способы умерщвления, какими бы пылкими ни были наши уверения в благих намерениях.

И вот, как мне кажется, наступает то время, когда человечество должно пройти через зимнюю пору, пору смерти и оголенных ветвей. Некоторые нации просто обязаны пойти на это. Ибо ныне нет такого огромного энергетического резервуара варварской жизни, как во времена Римской империи. Где древние готы и галлы, германцы и славяне? В мире много народов, но все они деградируют, роскошествуя в условиях своих собственных цивилизаций, и у всех имеются наши пороки, наши механизмы, наши средства уничтожения. Но на сей раз самой развитой цивилизации не удастся так же просто и спокойно умереть, как умерли Греция, Рим и Персия. Ее ждет долгий и мучительный коллапс. Но через весь этот коллапс ей придется пронести ключ к следующей цивилизации. И нечего думать о том, чтоб передать его Китаю или Японии, Индии или Африке или же другому подобному муравейнику.

Но очень уж мы непохожи на людей, которым есть что передавать новой эре. В самом деле, что у нас есть за душой? Не теория же относительности Эйнштейна, в самом деле! До чего же нас взбудоражило это слово «относительность»! В нем есть нечто такое, чего мы все давно уже ожидали. Но чего? Насколько я понимаю, для широкой публики «относительность» означает лишь то, что в физическом мире нет такой абсолютной силы, которой должны были бы подчиниться все прочие силы. Нет одного-единственного, главного, абсолютного принципа, управляющего всем миром. Великие космические силы или механические принципы познаются лишь в их взаимодействии друг с другом, да, собственно, и существовать они могут лишь посредством такого взаимодействия. Но, говорит Эйнштейн, это взаимодействие между механическими силами имеет постоянный характер и может быть выражено математической формулой, каковая математическая формула может служить универсальным уравнением для всех механических сил во Вселенной.

Надеюсь, вышесказанное звучит не слишком по-дилетантски. Во всяком случае, именно так я понимаю теорию Эйнштейна. Что вызывает у меня сомнение, так это сама математическая формула. Кроме того, мне кажется, что скорость света в пространстве — deus ex machina [99]Эйнштейновой физики. Кто-нибудь в один прекрасный день насыплет соли на хвост этому самому свету, перемещающемуся в пространстве, и тогда его простая скорость превратится в нечто необычайно сложное и формула теории относительности разлетится вдребезги. Но я закоренелый аутсайдер, так что уж лучше попридержу язык.

Я знаю одно: люди слишком уж носятся с этим новомодным словечком «относительность», а это указывает на то, как и всегда в подобных случаях, что в массовом сознании созрела потребность в возникновении новых заумных идей и понятий. Нам только недоставало еврея [100], чтобы выбить последний и главный костыль, на который опиралась наша идеально сконструированная Вселенная. Еврейские интеллектуалы всегда пробивали бреши в наших идеальных системах — как научных, так и общественных, что оказывалось для них невероятно полезным. И вот теперь мы рады думать, что мистер Эйнштейн выбил самую ось из самой идеальной среди наших систем — системы мироздания и Вселенной. Во всяком случае, так это воспринято массовым сознанием. Формула или уравнение здесь ни при чем. Отныне, согласно массовому сознанию, Вселенная, лишенная скрепляющей ее оси, может подобно перекати-полю носиться туда и сюда в безграничном пространстве, повинуясь дуновениям космических «ветров». Поистине анархическое умозаключение. Но еврейский ум с присущим ему коварством всегда подводит нас к анархическим умозаключениям. А мы, так или иначе, всегда рады быть выведенными из ложной автоматической фиксации. И поскольку нас уже вывели прямиком к нигилизму, мы должны найти способ не только войти туда, но и выйти оттуда.