Георг Шустер - История тайных обществ, союзов и орденов

Воинственный героический дух, высоко развитое чувство чести и стремление к славе, вызывавшее на блестящие военные подвиги, отступали у индийцев на задний план перед нравственными качествами и добродетелями; пробуждалась жажда покоя и мирной жизни, страстное стремление к гражданскому порядку и законности.

Необузданная фантазия наполняла небо, воздух и землю вымышленными образами богов и странствующими душами и за мифологически — поэтическим миром грез забывала земное существование и действительную жизнь с ее изменчивыми судьбами. «Увлекаемые своей беспредметной чувствительностью и уносясь на крыльях своей фантазии, лишенной каких бы то ни было издержек, индийцы лишь изредка опускались из мира грез на твердую почву действительности». У них не было глубокого самосознания сильной личности, которая самостоятельно, за собственный страх борется с судьбой, роковой непобедимой судьбой, «которая, давя человека, возвышает его».

Историческая жизнь не была для них постепенным усовершенствованием, это был лишь печальный переход к уничтожению, небытию. «Поэтому в самосознании индусов звучит глубокое чувство грусти, тихая женственная печаль». Только жизнь богов представляла для них интерес и значение.

Вследствие этого они утратили представление об общей родине и об общих целях и интересах во всех земных делах. И вместе с тем историческая жизнь индийцев совершенно утеряла почву. Невольно вспоминаются здесь слова Шиллера: «Их жизнь началась и окончилась в священных книгах святой инквизиции», то есть вся историческая жизнь вылилась в религии. Блистающая яркими красками природа, богатое растительное царство, среди которого жил индус, пробуждали в нем любовь к природе и вызывали в его воображении нежные поэтические образы, отражая нравственные воззрения народа, нежность и мягкость его чувств. Но понять и исследовать материальный мир и мир изменчивого, преходящего существования он не был в состоянии.

Ввиду этого брахманам было легко подавить всякое деятельное проявление энергии в земной жизни, в зародыше уничтожить всякое стремление к внутренней и внешней свободе, изгнать из встревоженной души всякую жизнерадостность и светлое чувство; и люди, поверившие суровому учению о переселениях и адских муках — самое постыдное порождение человеческого безумия, — вечно томилось в беспредельном страхе. Кроме того, железная принудительность кастового строя с его сословным высокомерием, с презрительным отношением к человеку, ужасный деспотизм властителей с неслыханным гнетом налогов, полный произвол в области прав — все это сделало страну индусов великой долиной печали.

Вот почему эта большая ветвь арийского племени, несмотря на свои выдающиеся дарования и свою высокую духовную жизнь, оказала лишь едва заметное влияние на всеобщее развитие человечества. Религия индуса не возвысила, не облагородила его; жалко влачил он свое существование и жалко умирал.

Его природные духовные дарования заглохли в пределах его родины от чрезмерного изобилия ее природы. Даже великие продукты творчества индусов в области словообразования (они довели грамматику до такого совершенства, какого достигли только греки и арабы), поэзии и промышленности нашли весьма мало признания и распространения. «Индусы, которые казались призванными сделаться цветущей ветвью на древе жизни народов, уже очень рано превратились в мертвленный сук».

Религия индусов, так властно порабощавшая умы, создавала ужасный кастовый строй; это всемирно — историческое явление навлекло на несчастный народ всевозможные бедствия.

После завоевания долины Ганга черные обитатели ее частью были обращены в рабство, частью добровольно подчинились новым властителям и приняли язык, образ жизни и культ победителей.

Таким путем в начале образовалось два класса людей, резко различавшихся по своему происхождению и правовому положению: победители — арии и лично — свободное туземное население Шудра; в качестве рабов и поденщиков, слуг и носильщиков туземцы вели довольно сносное существование при жилищах и поместьях победителей.

Эта резкая противоположность между властителями и подчиненным, цветным населением не сгладилась. Арийцы во все времена были главенствующим классом.

В дальнейшем историческом развитии новые поселенцы образовали три сословия или касты, различавшиеся по занятиям и происхождению; эти касты так же, как и египетские, напоминали до некоторой степени ученое, военное и земледельческое сословие христиано — германской эпохи.

Когда прошел тяжелый период борьбы за новые владения, когда уснул героический дух народа, главная масса победителей предпочла посвятить себя мирным занятиям, земледелию и скотоводству. За тяжелым ежедневным трудом арийский крестьянин вскоре забыл военное искусство и разучился владеть оружием. Эти занятия — борьбу с врагом и охрану границ — он охотно уступил тем, кого привлекала слава и добыча: предводителям и военной аристократии, выделившейся во время завоевательных войн. Мирно и спокойно жил он с женой и детьми на своей ниве. «Он живет по соседству со своей пашней, мирные поля окружают его сельскую хижину».

На всех этих хлебопашцев и пастухов — вайшья — смотрели как на людей неравноправных.

С ростом культуры отношения становились все сложнее и жизненные потребности все разностороннее. «В пламенной борьбе разгораются соревнующиеся силы». Население не ограничивается одним земледелием и скотоводством, но постепенно обращается к ремеслам, торговле, промышленности. Из промышленного класса развивается городская буржуазия.

Индусская культура пошла по тому же пути. И в Индии вайшьи также составляли большую часть обитателей многолюдных, гордых своим пышным великолепием городов, выраставших вблизи блестящих столиц.

Но арийской буржуазии не удалось занять более высокое общественное положение и добиться большого почета. Отстраненный от высшей духовной жизни нации, трудолюбивый горожанин был прикован железными узами наследственности к своему плугу или отцовскому ремеслу. Доступ в сословие воинов или в касту брахманов был для него навсегда прегражден. Период мира, сменивший эпоху завоевательных войн, умалил, правда, значение военного сословия, но тем упорнее оно чуждалось вайшьев и с высокомерием суверена взирало на его трудовую жизнь. Отличаясь воспитанием, военным искусством и образом жизни как от трудящегося класса, так и от брахманов, это сословие составляло военную аристократию, которая вела беспечное существование, которая даже и при изменившихся условиях быта оставалась верною воинственным нравам предков, которая, вместе с родовой спесью и военной славой, передала потомкам также и уважение к жреческому сословию, покровительствовавшему ее обособленному положению. «Среди этих аристократических родов сохранилось воспоминание о подвигах предков, о жарких битвах прошлого. Певцы царей и высшей аристократии пели старинные песни во время торжественных жертвоприношений и погребальных пиршеств или же прославляли их в новых песнях, из которых постепенно складывался эпос индийцев».