Сергей Зенкин - Республика словесности: Франция в мировой интеллектуальной культуре

Напротив того, перспектива Literaturdidaktik — это, в идеале, изучать скорее условия возможной инскрипции произведения в мир (или текст) читателя. Итак, «литература для читателя» [49] См.: Weinrich Harald. Lliteratur für Leser. München: Deutschen Tachenbuch Verlag, 1986. P. 31. — а не наоборот, «читатели для литературы». Здесь также беглый обзор фактов подтверждает нашу исходную гипотезу: немецкая литературная дидактика, опирается ли она на антропологию, психологию или лингвистику [50] См. в особенности: Wittenberg Heiner. Zur Psychologie des Literaturunterrichts. Frankfurt am Main: Diesterweg, 1987. P. 171, а также: Dehn Wilhelm. Ästhetische Erfahrung und literarisches Lernen P. 39–108. , изначально исходит из чтения, а уже потом возводит в принцип и метод контекстуализацию некоторого поля интересов, ожиданий или ценностей, свойственного конкретному читателю. Таким образом, литературное произведение образует место назначения (Zieltext) интерпретации. Интерпретация помогает читателю не столько удостоверить умение или мировидение писателя, сколько постичь некую истину о мире и самом себе — через посредство собственной вовлеченности в текст, отождествления или дистанцирования по отношению к нему, наконец, его симуляции. На вопрос «зачем литература?» здесь отвечают ценностями, оправдывающими чтение: для критического мышления, освобождения, развития, самоосуществления (Selbstverwicklichung) [51] См.: Breuer Rolf, Schowerling Rainer. Das Studium der Anglistik. Technik und lnhalte. München: C. H. Beck Verlag, 1974. P. 132 sq. . Говоря конкретнее, вот некоторые из основных целей, утверждаемых в Literaturdidaktik: открытие литературного произведения как «конструирование реальности» (Entwurf von Realität), способное дать возможность для собственной точки зрения; познание великих текстов литературы; наконец, научение эстетической восприимчивости к языковым объектам [52] Schwenke O. (Hrsg.). Literatur in Studium und Schule. Loccum, 1970. P. 15, cité dans: Breuer Rolf. Das Studium der Anglistik. P. 132 sq. См. также: Vogt Jochen. Literaturdidaktik. Aussichten und Aufgaben. Düsseldorf: Bertelsmann Universitätsverlag, 1972. . Итак, во всем точка зрения читателя, стремящегося подходить к литературному факту снизу, через ожидание, которым он поглощен и в котором он обретает смысл своего существования.

Конечно, подобные воззрения уже устарели, равно как и вдохновляющая их идеология — критическая теория, господствовавшая в 70-е годы; а точнее, модель или идеал диалогической и рефлексивной компетенции [53] Имеется в виду, конечно, Юрген Хабермас: Habermas Jurgen. Tecnhik und Wissenschaft als «Ideologie». Frankfurt am Main: Suhrkamp Verlag, 1968, глава «Erkennisund Interesse». P. 146–168. . Эволюция последних лет несет с собой больше интереса к фактуре, а значит, и к собственно литературной специфике текста [54] См.: Gutschow Harald. Die Rehabilitierung der Literarur. Mainusch (Hrsg.): Literatur in Unterricht. P. 132. . И все же в целом новая перспектива продолжает отдавать предпочтение герменевтическому кругу интерпретации — от читателя к читателю через текст. Со всеми опасностями, присущими такой позиции: тенденцией превращать литературный текст в дискурс, сводить его к одному лишь его значению, — словом, инструментализировать его. В противоположность таким стремлениям, во французской дидактике можно прочитать следующее исповедание веры (которое, выказывая происходящую параллельно эволюцию, оставляет далеко позади навыки традиционного объяснения текста): «Литературный текст в языковом классе не должен сводиться к какому-либо „поводу“: а значит, не должно быть никакого „детального объяснения текста“ или „философского истолкования“ на тему того, „что хотел выразить автор“. Текст остается неприкосновенным. Он не должен вскрываться, разрезаться, разрушаться» [55] Boiron Michel. A propos d’Ernesto // Reflet. № 22 (sept. 1987). P. 58. .

Ценность — Wertung. Сказанное о собственно литературе относится и к тому, что пытается на нее походить, — к паралитературе, которую немецкий язык обозначает лишь уничижительными терминами «Trivial-», «Massen-», «Konsumliteratur». Здесь опять-таки сами слова ясно передают разрыв между оценочностью и внешней нейтральностью (хотя и во Франции охотно говорят о «вокзальной» или «бульварной» литературе, о «розовой», «черной» или «желтой» сериях). Однако не столь важны оценочное суждение или выражающие его термины — для нас существенна лишь общая перспектива. Паралитература (во французском понимании термина включающая в себя также и окололитературные формы, такие как комикс, реклама, песня, телепередача и т. д.) еще до всякой идеологической рефлексии предполагает определенную структуру сюжета или персонажей, членение пространства, фокализацию, одним словом, определенную формально-текстуальную реальность рассматриваемого объекта [56] Ср. в этом же плане предостережения Жерара Женетта ( Genette Gérard. Nostalgie dans la culture // Le Monde. 1987. 5 juin) против смешения разнородных понятий, когда в эстетическую оценку незаметно вторгается какой-нибудь этический, а то и религиозный предрассудок. Согласно Рольфу Бройеру ( Breuer Rolf. Das Studium der Anglistik. P. 85 sq.), «Konsumliteratur», включающая в себя детективные, приключенческие, любовные, военные романы, научную фантастику, Frauen- и Heimatroman, определяется по следующим критериям: потребность в развлечении, эскапизм, читательское самоотождествление с героем и ситуацией, ложный «реализм», подтверждение читательских предрассудков. Тем не менее Trivialliteratur также стала особым предметом, если не особой областью, литературной критики; см.: Burger И. О. Studien zur Trivialliteratur. Frankfurt am Main, 1968. . Немецкая же точка зрения — это точка зрения читателя, даже в случаях, когда эстетическое суждение подменяют социологическим анализом, который считается менее пристрастным; это, несомненно, идеологический читатель, отражающий априорное представление, согласно которому с литературой (то есть с «настоящей» литературой) чуть ли не по определению ассоциируются, как бы сами собою подразумеваются моменты прозорливости, ясной мысли или познания. И как бы ни называлось такое воззрение на стереотипно-клишированную литературу в плане ее восприятия или же ее способности или неспособности воссоздавать социальную действительность [57] См.: Breuer Rolf. Das Studium der Anglistik. P. 85. , оно, по сути, есть не что иное, как «социологизированная» версия извечного Bildungsideal’a.

Здесь также решающим оказывается критерий Wertung’a — на нем основывается целая этика литературы. И это, конечно, перспектива читателя, когда плоской паралитературе с порога предъявляют вопрос о смысле, следуя практически неизменной и множество раз проверенной процедуре: какова значимость данного текста, учитывая ситуацию его получателя? и какие возможности он дает для расшифровки, учитывая собственный литературный горизонт читателя? [58] См.: Pilz Georg. Literarische Wertung und Wertungsdidaktik. P. 14. Перед нами вновь предпочтение, отдаваемое работе чтения. С той лишь разницей, что чтение здесь изначально недоверчивое: читателю надлежит демистифицировать ложные обличил и высказывать их лишь условно, определять не то, что такая литература говорит или может сказать, а именно то, чего она не говорит и сказать не может, поскольку она пытается быть похожей… на литературу. Чтение утверждается как один и тот же основополагающий акт и для литературы, и для «подделки» под нее. Оно служит окончательной мерой. С той лишь разницей, что в одном случае оно само возбуждает критический ум, а во втором случае требует его. Отсюда чисто негативное определение, с необходимостью зависимое от «просвещенного» чтения: Trivialliteratur идеологична именно в том отношении, что не пробуждает (или же пробуждает лишь на вторичном уровне) размышление о себе и мире. Попав в порочный крут (мало похожий на круг герменевтический), читатель здесь остается таким же, каким был до чтения, пассивным предметом речи, его извечные предрассудки вновь и вновь подкрепляются. То есть приписываемая литературе двойственность соблюдается и в этом случае: «высококачественная литература» (с помощью одного из своих типичных сокращений язык часто ставит ее в кавычки, как бы подчеркивая ее двойственность) высказывает «не только мир, каков он есть, но также и прежде всего читателя, каков он есть и каким он мог бы быть» [59] Domin Hilde. Literatur im Vorratsschrank // Herbert Mainusch. Literatur im Unterricht. P. 66. .