Ральф Эмерсон - Нравственная философия

«Несмотря да недостаток священных слов, мне бы хотелось простыми словами указать на небо, откуда сходит на нас эта божественная сила, и облечь выражениями мои наблюдения о непостижимой простоте и силе высочайшего из всех законов».

«Наши изыскания приводят нас к Источнику, вмещающему в себе и сущность добра, и сущность гения, и сущность жизни; в силу высшего соизволения пробуждаются в нас врожденные способности и стремления. Для отличия от прочих пособий знания, которое есть не что иное, как усвоение преподаваемого метода, мы назовем это сообщение с нами Вечной Премудрости наитием. Наитие, этот неиссякаемый источник мысли и деятельности, от него веет тем животворным вдохновением, которое нельзя отрицать без святотатства и безбожия. Когда мы провидим, что такое любовь, истина, правосудие, — мы сами нимало не содействуем нашему духовному зрению; лучи эти просто и прямо проникают в наше существо; и как бы ни расспрашивали мы себя, откуда и каким образом это взялось? как бы ни домогались отыскать в существе нашем причину этих фактов, — ни философы, ни метафизики не в состоянии дать нам на этот счет ответа. Присутствие или отсутствие вдохновения — вот все, что мы можем утверждать положительно. Каждый из нас может с совершенной ясностью отличать произвольные действия своей души от этих невольных провидений, и человек чувствует, что он обязан благоговейно почитать их Он может передавать их ошибочно и слабо, но он знает, что. они несомненны, как день и ночь. Все мои поступки, руководимые волей, все знания, мною приобретенные, — есть что-то шаткое и случайное. Но внезапное погружение в тишь мысленную, самое простое чувство, вдруг охватывающее мою душу, в то же время и привычны мне, как нечто родное, и, с тем вместе, имеют сладость нездешнюю. Люди бессмысленные будут, разумеется, опровергать наитие, как оспаривают они и убеждения, и еще с большею легкостью, потому что могут смешивать наитие со знанием. Они воображают себе, что я, по собственному выбору, вдумываюсь в тот или другой предмет. Нимало: в провидении руководишься не прихотью, а предназначением. Мне видится этот луч истины- его может увидеть и маленькое дитя, может увидеть со временем и весь род человеческий, хотя может случиться и то, что никто не видел его до меня; тем не менее, мое провидение истины есть факт такой же неопровержимый, как существование солнца».

«Сообщение души с Духом Божественным так свято и так чисто, что свершается без всякого посредничества. Если бы Господь удостоил обратиться ко всему миру, он сообщил бы не одно, а все наполнил бы вселенную громом своих глаголов, из среды своей мгновенной мысли излил бы свет, природу, время, сонмы душ, новые создания и новые миры. Точно так, когда божественная Мудрость коснется простой и внимательной души, в ней сглаживаются предания и ветхие поучения людей; в ней изобилует жизнь, и текущий час делается звеном соединения минувшего с будущим. Это естественно и очень понятно, а между тем сколько еще великих умов не осмеливаются внимать самому Богу».

«… Уже одно смутное провидение божественного перста в таком-то событии или в подтверждение такой-то истины волнует и восторгает человечество; благоговейный трепет переходит от одного к другому».

«… В откровении, которое касается нашей судьбы и личности, способность видеть не отрешена от возможности действовать: провидением вознаграждается наше повиновение, между тем как самое наше повиновение есть следствие восхитительного провидения. Оно разрешает также некоторые вопросы, предлагаемые не умом нашим, но душою. Ответ дается не словами, но указывается самый факт, который внезапно бывает усмотрен душою».

«… Озарить человека светом незаходящим, сделать все существо его способным проникаться законом непреложным — вот цель возвышенных посещений. Ими возлагается на человека долг, чтобы все малейшие подробности его жизни, куда только ни обратите вы своего взгляда: его слова, поступки, Богопочтение, домоводство, общественная жизнь; его радости, одобрение и противоборство, — все в нем служило явным выражением его свойств и природы. С такими содействиями человек делается вполне самостоятелен; но если он довольствуется состоянием сбродным, луч солнца не пронзит, истинный свет не озарит его; и глаз — даже полный участи — утомится, усматривая в нем тысячу разнородных направлений и существо, ни в чем не достигшее утверждения и единства».

«… О, кто и когда достойно удостоверит нас в высокой истине наития! Все, что мы здесь ни говорим, есть только слабая его тень и отдаленное о нем воспоминание. Когда вы постигаете добро, когда вы преисполнены жизни, каким способом далось это вам, или было подготовлено? Не видно следов ничьих шагов, не видно лица человеческого, не слышно ничьего голоса и никакого названия вещей, а между тем, все озаряют мысли, соображения, сознание благ необычайных, небывалых. Полнота этой жизни овладевает всем бытием нашим, и будто отчуждает его от человечества. Все люди, когда-либо существовавшие, отвеваются от вас как призраки; страх и желание затихают, нет мольбы на устах, и самая надежда кажется чем-то унизительным, мы находимся в состоянии полного видения… Это не радость, даже не благоговение, — душа вознеслась выше всех ощущений: она созерцает творца сущего, она провидит самый источник истины и правосудия. Совершенное безмятежие, всемерное успокоение проникает весь состав наш: мы видим, что все добро! Что такое обширные пространства, земные, водные, небесные? что такое промежутки времени, годов, столетий? Дума и чувство поглощают всю предшествовавшую мою жизнь со всеми ее событиями; они получают высокое значение, достойное моего теперешнего состояния. И такое значение будут иметь и все возможные события; и то, что мы называем жизнью, и то, чему даем имя, — смерть».

«… Невозможно выразить этого сообщения Бога с человеком при всяком действии души. Все, кто честно и свято поклоняются Ему, доступны той благодати. Ее всеобъемлющие волны всегда обновительны, освежительны и пронизывают нас глубоким обожанием и благоговением. Как солнце привета и любви встает над человеком мысль о Боге, врачующем раны, нанесенные ему бедствиями и огорчениями; о Боге, изливающем жизнь и свет во все пределы вселенной, и восполняющем всякую неполноту. Не Бог, известный нам по преданиям, не Бог риторический, но — Бог, наш Бог, может воспламенить сердце своим присутствием. Тогда это сердце удесятеряется и, крепчая и расширяясь, видит для себя со всех сторон бесконечность и беспредельность. Вездесущность, разрушает все границы его недоверия.

Оно не только имеет убеждение, оно обладает провидением, что добро и истина — одно. С этою помощью оно легко разгоняет все личные свои недоумения, опасения и полагается на будущие откровения для уяснения задач, еще временно темных. Оно уверено, что все, к чему оно стремится, естественно и прямодушно, драгоценно и для самого его Создателя. Всегда соблюдая в своем духе закон вечный, человек полон того всемирного упования, которое радостно повергает и свои самые сладостные надежды и отличается от всех глубоко обдуманных планов для устройства своего земного существования. Он знает, он верит, что его не минует его благая часть, что назначенное ему несется к нему само собою».