Ральф Эмерсон - Нравственная философия

При этом ясном, беспристрастном и неугасаемом пламени, которое озаряет все, пока это все не погрузится в море света и сияния, мы знакомимся с собою и с другими. Мы обоюдно распознаем, каков дух в каждом из нас. Иначе как объяснить, на чем основана способность отгадывать настоящий характер человека, хотя он ни словами, ни делами не обнаружил его? Мы, кажется, ничего не знаем о нем дурного, но довериться ему не можем, тогда как другие неуловимые признаки влекут наше доверие к этому, едва нам знакомому человеку. И мы до такой степени постигаем друг друга, что от нас не скрываются оттенки действий и слов, внушенных прекрасным побуждением или вынужденных обстоятельствами. Да, все мы отличные знатоки невидимых свойств человека. Не понятия наши, но самая сущность жизни и данная ей сила проницательности наделены этою диагностикою. В общественных ли сношениях, в дружбе ли, в распрях или на скамье подсудимых все люди представляются поочередно на суд друг друга и, несмотря на свое сопротивление, обоюдно дают ключ к своему настоящему характеру. Но кто здесь судья? Не ум наш, не хитрость, не знание.

В этом отношении личная воля каждого уничтожена непреклонным законом природы, и благодаря ему, наперекор вашим усилиям и вашей развитости, ваш дух и мой выразят свои отличительные свойства. Мы познаем себя не произвольно, но невольно. Мысли входят в наш ум путями, которые мы никогда им не открывали; точно таким же образом и выходят они из него.

Ни лета, ни воспитание, ни светское положение, ни ученость, ни дарования и деятельность, все вместе взятые, не увольняют нас от дани почтения, которую мы обязаны нести душе, возвышеннее нашей. Непогрешительным признаком истинного усовершенствования служит вся наружность, даже звук голоса человека. Самый оборот речи, характер суждений, свойственное ему сцепление мыслей, не говоря уже о его нравах, выкажет нам, помимо его воли, нашел ли он свое внутреннее успокоение в Боге. Если им достигнута эта цель, то сквозь все несовершенства образования, темперамента и враждебных обстоятельств будет просвечивать божественное в нем. Язык того, кто ищет, не тот, что у того, кто нашел и обладает?

Кроме внезапных и неизъяснимых способов умудрения на различных путях жизненной опытности, душа открывает и возвещает вам истину. Ее самое надобно просить укрепить теперь нашу речь своим присутствием, чтобы слова наши были достойны ее возвышенных проявлений. Откровение истины нашей душе есть верховное событие в природе, ибо она дает не некоторые части: она всю себя отдает нам. Нисходя на человека, она изливает на него свет свой, и восхищенного, вознесенного ею до собственного ее естества, делает как бы своим олицетворением.

Мы называем откровением сообщение Всевышнего с душою человека и Его указания законов вечных. Уже одно смутное провидение божественного перста в таком-то событии или в подтверждение такой-то истины волнует и восторгает человечество; благоговейный трепет переходит от одного к другому. В откровении, которое касается нашей судьбы и личности, способность видеть не отделена от решимости действовать: провидением вознаграждается наше повиновение, между тем как самое ваше повиновение есть следствие восхитительного провидения. Такие минуты не сглаживаются из памяти. По условиям нашего телесного состава некоторый род самозабвения, даже восторженности, научает нас распознавать посещения Божественные. Свойства и продолжительность этого состояния восторженности изменяются, смотря по состоянию индивидуума; начиная от весьма редких явлений восхищения, восторжения и пророческого вдохновения, до светлого вразумления и тихих побуждений к добру, которые, как огонь домашнего очага, отогревают членов семейства, членов общества и поддерживают их взаимную привязанность. Пока наш дух не возрастет и не окрепнет на жизненных волнах, он не что иное, как небольшой отдельный ручеек.

Когда сообщение или, лучше сказать, наитие Божественного духа призывает душу на свое служение, избыток горнего света так ослепителен, что некоторая наклонность к помешательству сопровождает минуты, в которые значение Бога и смысл истинного Ему поклонения, впервые открываются человеку.

Вспомним о видениях Порфирия, о внезапных оцепенениях Сократа, о сообщениях Платона, о чудесных обращениях некоторых иудеев и язычников в христианство, о заре Бёме, о свете Сведенборга, о пароксизмах Фокса иквакеров. Восхищенное самозабвение, овладевавшее этими, замечательными лицами, проявляется не так поразительно в бесчисленных примерах, представляемых, ежедневною жизнью. Благоговейный восторг, доводящий до такого состояния, есть только мгновенное заверение того блаженства, которое может испытать душа в своем приближении к Всевышнему.

Сущность откровений всегда одинакова. Это или провидение законов вечных, или разрешение некоторых вопросов, предлагаемых не умом нашим, но душою. Ответ дается не словами, но указывается самый факт, который внезапно бывает усмотрен душою.

Простонародное верование в откровения выражается гаданием. Посредством его легкомысленная пытливость ищет ответа на вопросы чувственности и допрашивает Бога: сколько лет остается прожить? ожидает ли богатство? Каков будет суженый? Как его имя? Где он живет? И тому подобные низости желающих подглядеть кое-что в замочную скважину. Нелепость гадать и заглядывать в будущее есть признак большого нравственного упадка. Могут ли на это быть ответы у Бога? Не по деспотическому определению, а вследствие условий человеческой природы лежит покрывало на завтрашнем дне. Оно приучает детей земли довольствоваться днем настоящим, сдерживать недостойную пытливость, жить и трудиться, трудиться и жить, предавая себя течению времени, которое внесет нас в глубокие тайны вечности и природы. Душа предлагает нам на изучение одну задачу: причины и последствия. Упражняясь в ней, в труде и в жизни, мы незаметно вступим в новый круг отношений, где вопрос и ответ уже безразличны.

Не осведомляйтесь также, каков край, к которому вы близитесь. Его не изобразит никакое изустное описание, завтра вы причалите к тем берегам, и они станут вам знакомы. Люди ведут прения о бессмертии души, о Царстве небесном и о прочем. Они вообразили себе даже, что Иисус Христос дал ответы на такие именно вопросы. Но никогда, даже на мгновение, Иисус Христос не снисходит до их наречия. Идея о вечности и о непременяемости до того слита с истиною, с правосудием, с любовью, что Иисус, заботясь только о размножении этих благ, никогда не отделял идею вековечности от сути этих добродетелей. Последователи Его отделили идею нравственных начал от идеи вечности; стали проповедовать о бессмертии души, доказывать это, защищать. Но когда учение о бессмертии души начали преподавать отдельно, человек уже понизился на целую ступень. В оны дни, когда любили, благоговели и смирялись, мысль о кратковременности не могла заботить, и никто из вдохновенных святынею не делал на этот счет вопросов, не унижался до требований доказательств. Душа всегда верна самой себе; человек, преисполненный ее блаженством в настоящем, отбросит ли бесконечность этого настоящего, чтобы устремляться к будущему и представлять его себе — имеющим конец?