Коллектив авторов - 12 великих античных философов

Всё же иль прядали прочь, убегая от острого смрада,

Или, отведав, тотчас в предсмертных мученьях томились.

Впрочем, в те страшные дни ни из птиц ни одна не решалась

1220 Вовсе туда прилетать, ни свирепые дикие звери

Не покидали лесов. Большинство, от болезни страдая,

Околевало тогда. И верная пёсья порода

Прежде всего издыхала на улицах в тяжких мученьях:

Жизнь исторгалась из тел смертоносною силою мора.

1226 Верных, пригодных для всех одинаково, средств не имелось,

То, что давало одним возможность живительный воздух

Полною грудью вдыхать и взирать на небесные выси,

Гибельно было другим и на верную смерть обрекало.

1230 Тут всего больше одно сокрушения было достойно

И тяжело – это то, что как только кто-нибудь видел,

Что он и сам захворал, то как на смерть уже обреченный,

Падая духом, лежал с глубоким унынием в сердце

И, ожидая конца, он на месте с душой расставался.

Правда, с одних на других, ни на миг не давая покоя,

Шла и валила людей ненасытной болезни зараза,

1245 Как густорунных овец и племя быков круторогих.

1237 Это и делало то, что росла за могилой могила.

Ибо и тот, кто бежал посещенья родных заболевших,

Вскоре платился и сам за свою непомерную жадность

1240 К жизни и смерти боязнь злополучной, позорною смертью.

Помощи всякой лишен, небрежением общим казнимый.

Тот же, кто помощь своим подавал, погибал от заразы

И от трудов, что нести заставляли и совесть и также

Голос умильный больных, прерываемый жалобным стоном,

1246 Эта кончина была уделом достойных и лучших.

1225 Наспех несли хоронить без проводов множество трупов

1225а И зарывали скорей, как попало, их бренные кости,

1225б Не соблюдая совсем благочестных обычаев предков:

1247 Наперебой торопясь с погребеньем родных, где придется

В изнеможеньи от слез и печали домой возвращались.

После же добрая часть не вставала с постели от горя.

1250 И не нашелся б никто в это страшное время, кого бы

Не поразила иль смерть, иль болезнь, иль печаль по умершим

Ни волопас, ни пастух уже стад не пасли, да и пахарь

Твердой рукой ни один не работал изогнутым плугом:

Занемогли и они. И, скучившись в хижинах тесных,

Обречены были все на смерть нищетой и болезнью.

На бездыханных сынах бездыханных родителей трупы

Видно бывало порой, а равно и лежащих на трупах

Их матерей и отцов – детей, расставшихся с жизнью.

Да и немало беды понаделало то, что скопилось

1260 В городе много селян, уходивших с полей, отовсюду

С разных сторон притекавших в него зараженной толпою.

Площади все и дома переполнены были, и, тесно

Скучившись вместе, народ погибал от повального мора.

Много на улице тел валялось: томимые жаждой,

Люди к фонтанам воды подползали и падали тут же,

Ибо дыханье у них ненасытная жажда спирала.

Да и по людным местам и дорогам ты мог бы увидеть

Многое множество тел изможденных людей, полумертвых;

Пакостью смрадною все и рубищем рваным покрыты,

1270 Гибли они от парши – не люди, а кожа да кости:

Гнусные язвы и грязь уже заживо их хоронили.

Капища все, наконец, святые богов бездыханной

Грудою тел переполнила смерть, и завалены всюду

Трупами доверху все небожителей храмы стояли

Там, где пришельцев толпу призревали служители храмов.

Ни почитанье богов, ни веления их в это время

Не соблюдались уже: отчаянье всё ниспровергло.

И позабыт был обряд похорон, по которому раньше

В городе этом народ совершал погребенья издревле.

1280 Все трепетали тогда в смятении полном, и каждый

В мрачном уныньи своих мертвецов хоронил как придется.

Спешка и с ней нищета к делам побуждали ужасным:

Так, на чужие костры, для других возведенные трупов,

Единокровных своих возлагали с неистовым криком

И подносили огонь, готовые лучше погибнуть

В кровопролитной борьбе, чем с телами родными расстаться [622] .

I

Галлия по всей своей совокупности разделяется на три части. В одной из них живут бельги [623] , в другой – аквитаны [624] , в третьей – те племена, которые на их собственном языке называются кельтами, а на нашем – галлами [625] . Все они отличаются друг от друга особым языком, учреждениями и законами. Галлов отделяет от аквитанов река Гарумна, а от бельгов – Матрона и Секвана. Самые храбрые из них – бельги, так как они живут дальше всех других от Провинции с ее культурной и просвещенной жизнью; кроме того, у них крайне редко бывают купцы, особенно с такими вещами, которые влекут за собою изнеженность духа; наконец, они живут в ближайшем соседстве с зарейнскими германцами, с которыми ведут непрерывные войны. По этой же причине и гельветы [626] превосходят остальных галлов храбростью: они почти ежедневно сражаются с германцами, либо отбивая их вторжения в свою страну, либо воюя на их территории. Та часть, которую, как мы сказали, занимают галлы, начинается у реки Родана и ее границами служат река Гарумна, Океан и страна бельгов; но со стороны секванов [627] и гельветов она примыкает также к реке Рейну. Она тянется к северу. Страна бельгов начинается у самой дальней границы Галлии и доходит до нижнего Рейна. Она обращена на северо-восток. Аквитания идет от реки Гарумны до Пиренейских гор и до той части Океана, которая омывает Испанию. Она лежит на северо-запад.

II

У гельветов первое место по своей знатности и богатству занимал Оргеториг. Страстно стремясь к царской власти, он, в консульство М. Мессалы и М. Писона, вступил в тайное соглашение со знатью и убедил общину выселиться всем народом из своей земли: так как гельветы, говорил он, превосходят всех своей храбростью, то им нетрудно овладеть верховной властью над всей Галлией. Склонить на это гельветов было для него тем легче, что по природным условиям своей страны они отовсюду стеснены: с одной стороны весьма широкой и глубокой рекой Рейном, которая отделяет область гельветов от Германии, с другой – очень высоким хребтом Юрой – между секванами и гельветами, с третьей – Леманнским озером и рекой Роданом, отделяющей нашу Провинцию от гельветов. Все это мешало им расширять район своих набегов и вторгаться в земли соседей: как люди воинственные, они этим очень огорчались. Они полагали, что при их многолюдстве, военной славе и храбрости им было слишком тесно на своей земле, которая простиралась на двести сорок миль в длину и на сто шестьдесят в ширину.

III

Эти основания, а также авторитет Оргеторига склонили их к решению приготовить все необходимое для похода, скупить возможно большее количество вьючных животных и телег, засеять как можно больше земли, чтобы на походе было достаточно хлеба, и укрепить мирные и дружественные отношения с соседними общинами. Для выполнения всех этих задач, по их мнению, довольно было двух лет, а на третий год должно было состояться, по постановлению их народного собрания, поголовное выселение. Оргеториг взял на себя посольство к общинам. Во время этой поездки он убеждает секвана Кастика, сына Катаманталеда, который много лет был царем секванов и имел от нашего сената титул друга римского народа, захватить в своей общине царскую власть, которая раньше была в руках его отца; к такой же попытке он склоняет и эдуя Думнорига, брата Дивитиака, который в то время занимал в своей общине высшую должность и был очень любим простым народом. За Думнорига он, кроме того, выдает замуж свою дочь. Оргеториг доказывает им, что эти попытки очень легко осуществимы, так как сам он должен получить верховную власть в своей общине, а гельветы, несомненно, самый сильный народ в Галлии; он ручается, что при своих средствах и военной силе обеспечит им царскую власть. Под влиянием подобных речей они дают друг другу клятвенные обязательства и надеются, что после захвата царской власти они овладеют всей Галлией при помощи трех самых сильных и могущественных народов.