Томас Джефферсон - Американские просветители. Избранные произведения в двух томах. Том 2

Я перехожу теперь к книге Псалмов, которая не требует особых замечаний. Некоторые из псалмов нравственны, другие же выражают крайнюю мстительность. Большая часть из них связана с определенными местными обстоятельствами жизни еврейской нации того времени, когда они были написаны, обстоятельствами, с которыми мы не имеем ничего общего.

Однако называть их псалмами Давида — ошибка или обман. Они подобно нынешним песенникам суть собрание разных песен, принадлежащих разным поэтам, жившим в разное время. 137-й псалом {45} не мог быть создан ранее, чем четыреста лет спустя после Давида, ибо он был написан в ознаменование определенного события — вавилонского пленения евреев, которое произошло не ранее этого времени. «При реках Вавилона — там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе; на вербах, посреди его, повесили мы наши арфы. Там пленившие нас требовали от нас слов песней, и притеснители наши — веселья: спойте нам из песней Сионских». Это все равно, как если бы американцу, французу или англичанину сказали бы: спой нам одну из ваших американских, или французских, или английских песен.

Это замечание, касающееся времени написания упомянутого псалма, может пригодиться лишь для того, чтобы показать (наряду с другими, уже упомянутыми примерами) тот обман, в котором находился мир относительно авторства Библии.

Ни времени, ни месту, ни обстоятельствам в ней не придавалось значения, а имена людей были накрепко присоединены к отдельным книгам, которых эти люди не могли написать, как не могли они шествовать за своим собственным гробом.

Книга Притч. Она, как и псалмы,— сборник, причем составленный из произведений авторов, принадлежащих к другим нациям, помимо еврейской, как я показал это в замечаниях на книгу Иова. Кроме того, некоторые из притч, приписываемых Соломону, не появились ранее двухсот пятидесяти лет по смерти Соломона. В 1-м стихе 25-й главы говорится: «И это притчи Соломона, которые собрали мужи Езекии, царя Иудейского».

От Соломона до Езекии прошло двести пятьдесят лет. Когда человек знаменит, а имя его широко известно, его склонны делать ответственным за вещи, которых он никогда ни говорил, ни совершал. По всей вероятности, так случилось и с Соломоном. Похоже, что в те времена было модно сочинять притчи, как теперь анекдоты, и приписывать их авторство тем, кто их никогда не видел.

Книга Екклезиаста, или проповедника, также приписывается Соломону, для чего есть много оснований, даже если это не так. Она написана в виде размышлений находящегося в уединении старого развратника, каким на самом деле был Соломон, который, вспоминая сцены, которыми он более не может наслаждаться, восклицает: «Все суета!»

Многие из метафорических выражений чувств темны, вероятнее всего, из-за перевода; но осталось достаточно, чтобы показать, что в оригинале они были очень красочны [18]. Из того, что до нас дошло о характере Соломона, явствует, что он был остроумен, тщеславен, распутен и, наконец, меланхоличен. Он спешил жить и умер, утомившись от мира, в возрасте пятидесяти восьми лет.

Семьсот жен и триста наложниц хуже, чем ни одной; хотя они могут влечь за собой видимость высшего наслаждения, но убивают блаженство страсти уже тем, что ей не на чем остановиться; любовь, разделенная между многими, никогда не бывает счастлива. Так было и с Соломоном; и если он со всеми его претензиями на мудрость не мог заранее этого понять, он заслужил скорбь, которую испытал впоследствии, не вызывая к себе сожаления.

С этой точки зрения его проповедь не нужна, ибо для того, чтобы знать последствия, необходимо только знать причину. Семьсот жен и триста наложниц стоят целой книги. После этого не следует говорить, что все суета и томление духа. Ибо невозможно обрести счастье в обществе тех, кого мы лишаем счастья.

Для того чтобы в старости быть счастливым, необходимо приучить себя к целям, которые могли бы сопутствовать нашему духу на всем его жизненном пути, чтобы все доступное было для нас хорошо в свое время. Любитель наслаждений жалок в старости; немногим лучше тот, кто провел жизнь в одних делах, в то время как натурфилософия, математика и механика — постоянный источник тихого удовольствия. Несмотря на мрачные догмы попов, на суеверия, изучение этих вещей есть истинная теология; она учит человека познавать творца и восхищаться им, ибо принципы науки запечатлены в мироздании, неизменны и имеют божественное происхождение.

Те, кто знал Бенджамина Франклина, помнят, что его ум всегда был молод; его нрав всегда спокоен; наука, которая никогда не седеет, всегда была его любовницей. Он всегда имел перед собой цель, ибо, оставаясь без цели, мы становимся похожи на инвалида в больнице, ждущего смерти.

Любовные песни Соломона глупы, и все-таки дряхлый фанатизм назвал их божественными. Составители Библии поместили эти песни после книги Екклезиаста, а знатоки хронологии отнесли их к 1014 г. до Р. X., когда Соломону было, согласно той же хронологии, девятнадцать лет и он только еще создавал себе сераль из жен и наложниц.

Составителям Библии и знатокам хронологии следовало бы устроить все это немного поприличнее и либо ничего не говорить о времени, либо выбрать время, более соответствующее пресловутой божественности этих песен, ибо Соломон проводил тогда медовый месяц тысячи распутств.

Им должно было бы также прийти на ум, что так как Соломон, если это действительно был он, написал книгу Екклезиаста намного позже этих песен и в этой книге он восклицает, что все суета и томление духа, то сказанное относится и к самим песням. Это тем более вероятно, что он говорит (или кто-либо говорит за него) (Екк., гл. 2, ст. 8) : « Завел у себя певцов и певиц » (скорее всего, чтобы петь именно эти песни) « и услаждения сынов человеческих, — разные музыкальные орудия ; и нашел» (ст. 11), «что все суета и томление духа». Впрочем, составители сделали только половину дела, ибо, если уж они дали нам песни, они должны были дать и мотив, чтобы мы могли распевать их.

Книги, именуемые книгами пророков, составляют остальную часть Библии. Их шестнадцать, начиная с Исайи и кончая Малахией. Список их я привел в моих замечаниях на Паралипоменон. Все эти пророки, за исключением трех последних, жили в то время, когда были написаны книги Царств и Паралипоменон. Но только два из них, Исайя и Иеремия, упоминаются в этих книгах. Я начну с них, оставив для другой части книги то, что я должен сказать об общем характере людей, именуемых пророками.

Всякий, кто взял на себя труд прочесть книгу, приписываемую Исайе, найдет, что она составлена самым диким и беспорядочным образом. В ней нет ни начала, ни середины, ни конца. За исключением короткой исторической части и нескольких набросков в первых двух или трех главах, она представляет собой сплошной несвязный и напыщенный вздор, полный экстравагантных метафор, сказанных некстати и лишенных смысла. Едва ли можно было бы извинить школьника, сочинившего подобную чушь. Это (по крайней мере в переводе) такой род композиции и такая безвкусица, которые с полным правом называются сумасшедшей прозой.