Томас Джефферсон - Американские просветители. Избранные произведения в двух томах. Том 2

Затем Иона получает новую миссию — проповедовать в Ниневии, с чем он и отправился туда. Теперь мы должны рассматривать его как проповедника. Можно подумать, что несчастье, которое он перенес, воспоминание о неповиновении, бывшем его причиной, и чудесное спасение, которое он, как предполагается, обрел, должны были вдохновить его на милосердие и сочувствие при выполнении его миссии. Но вместо того он вступает в город с оговором и злоречием на устах, восклицая (гл. 3, ст. 4) : «Еще сорок дней — и Ниневия будет разрушена».

Рассмотрим этого миссионера при выполнении последнего акта его миссии; здесь злая воля библейского пророка или пророчествующего попа является во всей той черноте свойств, которые люди приписывают существу, именуемому ими дьяволом.

Высказав свои пророчества, он [Иона] вышел, как говорит книга, из города и сел с восточной стороны города. Но для чего? Не для того, чтобы в отдалении созерцать милость своего творца к себе или к другим, но со злорадным нетерпением ожидая разрушения Ниневии.

Однако, как рассказывается в книге, ниневитяне исправились, и бог, согласно библейской фразе, «пожалел... о бедствии, о котором сказал, что наведет на них, и не навел». В первом стихе последней главы говорится: «Иона сильно огорчился этим и был раздражен». Его закоснелое сердце жаждало скорее уничтожения всей Ниневии и гибели в ее руинах старых и малых, чем неисполнения его предсказания.

То, что произошло далее, еще более разоблачает характер пророка. Ночью над головой его выросло растение, обещающее ему укрытие от солнечного жара в том месте, куда он удалился. Но на следующее утро оно засохло.

Здесь ярость пророка стала чрезвычайной, и он был готов просить себе смерти: «И сказал, лучше мне умереть, нежели жить». Это привело к тому, что всемогущий и пророк стали укорять друг друга, причем первый говорил: «Неужели так сильно огорчился ты за растение?» Он (Иона) сказал: «Очень огорчился, даже до смерти». Тогда сказал господь: «...ты сожалеешь о растении, над которым ты не трудился и которого не растил, которое в одну ночь выросло и в одну же ночь и пропало: мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой?»

Здесь и заключительное слово сатиры, и мораль басни. Как сатира, она бьет по характеру всех библейских пророков и по огульным приговорам мужчинам, женщинам и детям, приговорам, которыми наполнена эта лживая книга, Библия, таким, как потоп, разрушение Содома и Гоморры, истреблению хананеян вплоть до грудных младенцев и беременных женщин. Ведь то же самое рассуждение о «ста двадцати тысячах человек, не умеющих отличить правой руки от левой», т. е. малых детей, приложимо во всех случаях. Она также сатирически изображает мнимую склонность творца к одному народу больше, чем к другому.

Как мораль, она выступает против злой воли предсказателей, ибо, когда человек предсказывает дурное, он склонен желать его. Надменное желание видеть свое предсказание исполнившимся ожесточает сердце, и он с удовольствием принимает его исполнение или с неудовольствием видит неудачу предсказания.

Книга кончается таким же сильным и бьющим в цель выступлением против пророков, пророчеств и огульных осуждений, как и глава, которую Бенджамин Франклин написал по поводу библейской истории об Аврааме и чужеземце и которая направлена против нетерпимого духа религиозных преследований {50} . Сказанного о книге Ионы достаточно.

В первой части «Века разума», как и в этой, я уже говорил о поэтических частях Библии, называемых пророчествами. Я сказал, что в Библии слово пророк означает поэт и что образы и метафоры этих поэтов, многие из которых стали за давностью времени и изменением обстоятельств темными, странным образом были возведены в ранг пророчеств и применены к целям, о которых сами эти писатели никогда и не думали.

Когда священник цитирует какую-либо из этих выдержек, он разгадывает ее согласно своим собственным взглядам и навязывает своей пастве как мнение автора. Вавилонская блудница {51} была общей блудницей всех попов, и каждый из них обвинял другого в содержании этой шлюхи; вот как они единодушны в своих объяснениях.

Теперь осталось лишь несколько книг, так называемых малых пророков, а поскольку я уже показал, что великие пророки — обманщики, было бы неприлично тревожить покой малых. Пусть себе спят в объятиях своих нянек, попов, и пусть все вместе будут забыты.

Итак, я прошел через всю Библию, как человек с топором проходит лес, валя деревья. Вот они лежат, а попы, если смогут, пусть взрастят их снова. Они могут, вероятно, воткнуть их в землю, но никогда не заставят их расти. Я же перехожу к книгам Нового завета.

Новый завет, говорят нам, основан на пророчествах Ветхого завета. Если так, то его должна постигнуть участь его основания.

Поскольку нет ничего необычайного в том, что женщина оказалась беременной до того, как вышла замуж, а сын, родившийся у нее, был казнен, хотя бы и несправедливо, я не вижу оснований не верить, что существовали такие лица, как Мария, Иосиф и Иисус. Их существование само по себе безразлично, в него можно верить или не верить, по принципу: пусть так, что из того?

Однако вероятно, что такие лица или по меньшей мере сходные с ними в некоторых отношениях действительно существовали, ибо почти все романтические истории были навеяны некоторыми действительными обстоятельствами, подобно тому как приключения Робинзона Крузо, в которых ни одно слово не истинно, были навеяны приключениями Александра Селькирка {52} .

Меня смущает не существование или несуществование этих лиц; басня об Иисусе Христе в том виде, как она рассказана в Новом завете, и возникшее из нее дикое и фантастическое учение — вот против чего я борюсь. История эта, взятая как она есть, богохульна и непристойна.

Она рассказывает о помолвленной молодой женщине и о том, как она, будучи помолвлена, была, говоря простым языком, растлена призраком под нечестивым предлогом того, что «Дух святый найдет на тебя, и сила всевышнего осенит тебя» (Лук., гл. 1, ст. 35). Несмотря на это, Иосиф позже женился на ней, жил с ней как с женой и в свою очередь соперничал с духом. Такова эта история, изложенная понятным языком, и, когда она так рассказывается, не найдется попа, который не устыдился бы ее [23].

Непристойность в делах веры, хотя бы и замаскированная, всегда есть признак легенды и обмана. Ведь для серьезной веры в бога необходимо, чтобы мы не связывали ее с историями, которые наподобие этой сводятся к игривым истолкованиям. Эта история того же рода, что история о Юпитере и Леде, Юпитере и Европе или о любом другом любовном похождении Юпитера, и она показывает, как уже утверждалось в первой части «Века разума», что христианская вера построена на языческой мифологии.