Шамиль Султанов - Плотин. Единое: творящая сила Созерцания

Вдруг мне показалось, что пергамент несколько приподнялся на столе. Буквы заметно задрожали и чуть замерцали. Появилось едва видимое колебание. Я хотел поднять руку, но не почувствовал ее. И в этот миг словно кто-то сказал тихо, но ясно: «Формула сама по себе ничего не значит. Но она может стать бесконечной серебряной нитью, связывающей твою готовность с безграничной же возможностью, которая всегда есть только сейчас и здесь. Когда ты обнаружишь формулу внутри себя, ты поймешь, что именно в единице содержится и двойка, и тройка, и…»

Странноносый, энергично жестикулируя, продолжал говорить на экране:

— В Ликополе использовали так называемые «таблички проклятия». На небольших пластинках из свинца записывалось имя проклинаемого, сопровождавшееся просьбой к подземным богам погубить его. При этом имя самого проклинающего не упоминалось ни в какой связи. Табличка проклятия тайно погребалась в могиле или в амфитеатре, где также витали духи умерших и еще не погребенных после сражения гладиаторов. Эта духи должны были оказать губительное действие на тех, кого обрекали их гневу. Такая табличка могла быть также помещена в какой-нибудь сосуд и брошена в реку или в колодец.

Магам прислуживали помощники, тайно занимавшиеся волшебством и изготовлением соответствующих предметов, в том числе особых магических чаш. Такая чаша представляла собой круглый сосуд, выточенный обычно из волнистого агата По краям он был оправлен в серебро. Агат пользовался особой популярностью среди магов из-за своих неясных и туманных линий.

Магические формулы и заклятия должны были долго произноситься в помещении, окуренном благовониями, над такой чашей, пока она не придет в движение. По окружности чаши курсивом вырезались на определенном расстоянии одна от другой 24 буквы латинского алфавита, которых должно было касаться подвешенное на тонкой нити кольцо в руках мага, выхватывавшее отдельные буквы. Эти буквы нанизывались наподобие метрических стихов и соответствующим образом толковались…

Экран так же внезапно погас, как и включился. Но я продолжал машинально сидеть, глядя на дисплей. Поскольку я оказался вовлечен в этот поток, то, следовательно, я и должен был встретиться лицом к лицу с чем-то иным… И оно через всю эту информацию связано и со мной. Иначе меня здесь просто не было бы. Тогда как я могу все это объяснить? Есть несколько вариантов: во-первых, знание все же вошло в меня, поскольку я не сопротивлялся и был готов к этому знанию. Тогда оно через какое-то время проявится во мне. И нельзя торопиться. Во-вторых, я провалился, поскольку не сосредоточился и не нашел нечто во всей этой информации, что могло бы послужить триггером для переструктуризации всего смысла. И, наконец, в-третьих, речь идет о том, что программы самостоятельно вышли на новый уровень рефлексивной игры, где на мне ставят какой-то странный опыт…

Около минуты я медленно массировал точку на лбу, непосредственно над переносицей: я пока не представлял, как начать. Но, так ничего и не придумав, начал быстро говорить то, что появлялось на внешней поверхности сознания:

— Те неразрешимые практически проблемы, варианты оптимального решения которых мы — я, вы, внешние информационные системы — тем не менее пытаемся найти и рассчитать, можно рассматривать и как замкнутые на себя творческие пространства. Мое предложение заключается в следующем: сформулировать принципиально новую модель рассмотрения неразрешимой проблемы именно как творческой.

Вспыхнули три сигнальные панельки на узком светло-стальном корпусе Титана. Я замолчал — его реакция меня всегда приводила в восхищение, замешенное на спрятанной где-то зависти.

— Для анализа такого рода эвристических пространств нужна предварительная разработка базовой модели «Эвристика неопределенности».

— Я это уже предусмотрел: мы можем построить хронологическую диалоговую модель, включающую, например, систему мышления того же Плотина. Не так ли, Сюзанна?

Сюзанна ответила не сразу. Она не могла мгновенно воспринять такое утверждение — ей требовалось время, чтобы расклассифицировать мои слова и выявить иронический элемент утверждения.

— На данном этапе это нереально. Практически возможно создание модели на базе отдельных трактатов Плотина. Наиболее оптимальное произведение для нашей основной задачи — восьмой трактат третьей «Эннеады» — «О природе, созерцании и Едином».

— Хорошо, давайте начнем. Исходное понятие — творчество как процессуальный феномен. Творчество — это прежде всего и главным образом сила… Сила как потенциальность любого воздействия вообще.

— Итак, субъектом является любая единичная индивидуальность, причем та индивидуальность, которая тем или иным способом воспринимает себя именно замкнутой индивидуальностью. Во-вторых, это микрогруппы или непосредственные контактные группы. Например, мы с вами, семья, исследовательские группы и т. д. Причем здесь новые формы взаимодействия более важны, чем прагматические результаты. И, наконец, третьим субъектом силы-творчества являются большие группы: государства, народы, этносы, цивилизации, культуры, человечество. Но это происходит только тогда, когда эти большие группы развиваются и обладают несколькими вариантами объяснения того, что есть развитие.

— Только три возможные модели субъекта…

— Вероятно, но здесь важно, что эти модели несводимы к одной. С другой стороны, различные формы творческого процесса в конечном счете представляют собой выражение одной и той же силы.

В принципе количество субъектов творчества может быть неограниченно.

— Есть и другие точки зрения, — вежливо возразил мне САО.

— Верю, но у меня пока нет возможности их сейчас обсуждать. Творчество как сила направлено на какие-то объекты. Прежде всего объектом творчества как силы является… то, что можно назвать… окружающая среда (или какой-то ее элемент): это может быть часть природы, часть знакомого материального окружения, интеллектуальная среда, например, структура представлений о времени и так далее.

Во-вторых, объектом творчества является вообще внутренний мир человека. Более того, в истории человечества именно это считалось, пожалуй, наиболее важной целью деятельности пророков, философов и революционеров.

И, наконец, в-третьих, объектом творчества как силы является мир вообще, реальность как таковая. Но эта всеобщая реальность в себе содержит три переплетающихся друг с другом смысла: мир, реальность — как «мой» или «наш» мир, то есть это мир, который является продолжением окружающей меня или нас среды и который имеет со мной или с нами личностную связь. Далее — мир, реальность — как возможный мир. Возможный мир включает в себя потенциальные изменения в «моем» или в «нашем» мире, миры других людей, этносов, культур и времен, рост знания и т. д. И, наконец, мир, реальность — как всеобъемлющая реальность, как мегамир, как нечто, что включает в себя все — прошлое и будущее, потенциальное и реальное, частичное и целое.