Коллектив авторов - Эстетика и теория искусства XX века. Хрестоматия

3. Принцип множественности: множество должно действительно быть основным, многообразным, не имеющим никаких связей с Единым как субъектом или объектом, естественной или духовной сущностью, как образом мира. Множества ризоматичны, они разоблачают древоподобные псевдомножества. Не существует единства как стержня, объекта, разделяющегося в субъекте. Единство не осуществляется в объекте и не «возвращается» в субъекте. Множество лишено субъекта и объекта, у него есть лишь определения, величины, размеры, способные расти, меняя свою природу (так законы комбинаторики вырастают из множественности). В качестве ризомы или множественности ниточки марионетки не отсылают к некой предполагаемой воле художника или кукольника, но к множественности нервных волокон, образующих, в свою очередь, другую марионетку, в соответствии с другими размерами, связанными с первыми: «Назовем нити или палочки, манипулирующие марионетками, тканью. Можно возразить, что ее множественность заключена в личности актера, переносящего ее в текст. Пусть так, но нервные волокна в свою очередь образуют ткань. Они врастают в серое вещество, решетку, вплоть до неразличимости… Игра приближается к чистому ткачеству, приписываемому мифами паркам и нормам» 3. Устройство заключается в росте измерений множественности, чья природа меняется по мере увеличения числа связей. Ризома лишена точек и положений, присущих структуре, дереву, корню. Есть лишь линии. Когда Глен Гулд ускоряет исполнение отрывка, он играет не просто как виртуоз, но превращает музыкальные точки в линии, выявляя целое. Ведь число перестало быть универсальным понятием, измеряющим элементы по их месту в каком-либо измерении, и само превратилось в изменчивую множественность, соответствующую определенным измерениям (примат области над числовым комплексом, принадлежащим к этой области). У нас нет единиц измерения, но множества или варианты мер. Понятие единства возникает лишь тогда, когда власть над множеством захватывает означаемое, или соответствующий процесс субъективации: единство-стержень строит совокупность взаимоодносторонних связей между элементами, объективными точками, либо Единое делится по законам бинарной логики, дифференциации субъекта. Единство всегда действует внутри пустого измерения, является дополнительным по отношению к рассматриваемой системе (сверхкодирование). Но ризома, или множественность, как раз избегают сверхкодирования, не располагают дополнительными измерениями числа линий, или множественностью чисел, связанных с линиями. Все множества плоские, так как заполняют, занимают собственный объем: речь идет о содержательном плане консистенции множеств. Хотя размеры этого плана растут в соответствии с ростом числа связей. Множества измеряются извне: посредством абстрактной линии, линии бегства или детерриторизации, благодаря которым их природа меняется от контактов с другими. Содержательный план (решетка) – внешняя сторона множественности. Линия бегства означает реальность ряда законченных измерений, заполненных множеством; невозможность дополнительных измерений, не изменяющих множество в соответствии с этой линией; возможность и необходимость сплюснуть все эти множества в содержательном, внешнем плане, независимо от их размеров. Идеалом книги было бы расположить все на таком внешнем плане, на одной-единственной странице: пережитые события, исторические детерминанты, понятия, индивиды, общественные группы и формации. Клейст изобрел письмо такого типа, прерывистую цепь аффектов с меняющимися скоростями, ускорениями и трансформациями, связанными с внешним миром. Разомкнутые кольца. Так, эти тексты во всех отношениях противоположны классической или романтической книге, строящейся изнутри субстанции или субъекта. Книга-машина войны против книги-государственного аппарата. Плоские множества с n измерениями бессмысленны, несубъективны. Они обозначаются неопределенными, частичными предлогами (это от пырея, ризомы…).

Не будем задаваться вопросом, что означает множество. Кому принадлежит. Но некое множество, например, ФАШИЗМ – ужасное множество, лежащее в содержательном плане – ставит вопрос об измерении значения, о линии своей связи с индивидом, группой или общественной формацией. Так как существует фашизм индивидуальный, групповой и общественно-формационный. Но эти различия неточны, второстепенны, производны по отношению к непосредственному изучению множеств 4. Размолотим, расплющим, будем кузнецами бессознательного.

4. Принцип незначащего разрыва, противоположный слишком значимым разрезам, разделяющим, расщепляющим структуры. Ризома может быть где-либо оборвана, разбита, она вновь наращивает свои или иные линии. Муравьи неистребимы, ведь они составляют животную ризому, чья большая часть может быть разрушена, не препятствуя воссозданию целого.

В любой ризоме есть линии разделения, стратификации, территоризации, организации, значений, атрибуций и т. д., но также и линии детерриторизации, по которым она постоянно убегает.

Ризома раскалывается, когда линия раздела попадает на линию бегства, но последняя – часть ризомы. Эти линии постоянно отсылают друг к другу. Вот почему невозможны дуализм и дихотомия, даже в рудиментарной форме хорошего и плохого. Совершаешь прорыв, прокладываешь линию бегства, но всегда рискуешь найти на ней организации, восстанавливающие целое, формации, возвращающие власть означающему, атрибуты возрожденного содержания – все что угодно, от эдиповских всплесков до фашистской конкретики. Нас обозвали фашистами; мы ими никогда не будем до конца, так как осознаем, по крайней мере, что фашизм – не только принадлежность других. Группы и индивиды содержат микро-фашизмы, лишь ждущие кристаллизации. Да, пырей – это тоже ризома. Плохое и хорошее – лишь плод постоянной активной временной селекции.

И как же движениям детерриторизации и процессам ретерриторизации не быть относительными, постоянно ветвящимся, заключенными друг в друге? Орхидея детерриторизуется, создавая образ, кальку осы; но оса ретерриторизуется по этому образу; она же детерриторизуется, становясь деталью аппарата размножения орхидеи; но она ретерриторизует орхидею, перенося пыльцу. Гетерогенные оса и орхидея образуют ризому. Можно сказать, что орхидея подражает осе, чей образ она значимо воспроизводит (мимесис, подражание, приманка и т. д.). Но это верно лишь на уровне страт – их параллелизм таков, что страта растительной организации имитирует страту животной организации. Но речь идет и о совершенно другом: вовсе не подражание, но овладение кодом, прибавочная стоимость кода, увеличение валентности, подлинное становление, осиное становление орхидеи, орхидейное – осы, оба эти становления обеспечивают детерриторизацию одного из членов ретерриторизации другого, оба становления связаны, сцеплены интенсивностью, движущей детерриторизацию вперед. Это не подражание и сходство, но взрыв двух гетерогенных рядов на линии бегства в обшей ризоме, которая не может быть атрибутирована либо подчинена какому-либо означающему. Как справедливо писал Реми Шовен: «Апараллельная эволюция двух существ, не имеющих друг с другом ничего общего» 5. Возможно, что в более общем плане эволюционные схемы все более отделяются от старой модели дерева и потомства. При некоторых условиях вирус может проникнуть в зародышевые клетки и передаться как сложный клеточный ген; более того, он может убежать, перейти в клетки другого рода, унося при этом «генетическую информацию» первого гостя (об этом свидетельствуют исследования Бенвениста и Тодаро вируса типа С в его двойной связи со СПИДом бабуина и некоторых видов домашних кошек). Эволюционные схемы будут строиться исходя не из моделей древесного происхождения, переходящих от менее к более дифференцированным, но следуя ризоме, непосредственно обращенной к гетерогенности, перескакивающей с одной дифференцированной линии на другую 6. Здесь мы снова имеем дело с апараллельной эволюцией бабуина и кота, когда один, разумеется, не является моделью другого, второй – копией первого (бабуинное становление кота не означает, что кот «подражает» бабуину).