Александр Фефилов - Введение в когитологию: учебное пособие

Как всякое научное описание, лингвистическое исследование опирается на процедуры анализа и синтеза. Однако в лингвистике превалирует анализ. При этом лингвистический анализ исходит из синтеза как результата предварительного познания или гипотезы. Иными словами, анализ проводится по готовой схеме, т. е. по заранее дедуктивно выведенной модели исследуемого языкового явления. Сама процедура анализа состоит в следующем:

(1) Выдвигается гипотеза, что объект обладает определенным набором качеств и свойств.

(2) Создается модель, или упорядоченная структура этих свойств или качеств; иногда просто задается классификационный принцип.

(3) Далее данная модель «накладывается» на исследуемый языковой объект; проводится «собственно анализ», в ходе которого для каждого структурного компонента модели и межкомпонентного отношения устанавливается соответствие в материале естественного языка.

Доказательность превращается в поиск соответствующих примеров, которые подтверждают данный факт. Иногда на этом лингвистический анализ заканчивается. Другой раз на основании такого анализа делаются выводы, суть которых заключается в подтверждении выдвинутой гипотезы.

В лучшем случае лингвист выходит на следующие этапы анализа:

(4) «Синтезируя» результаты анализа, т. е. сведя их к первоначальной дедуктивной модели, лингвист начинает делать выводы о том, что подтвердилось (было найдено как соответствие) в языковом объекте, и что не подтвердилось (не было найдено или было обнаружено в несколько модифицированном варианте). В последнем случае мы имеем дело с несовершенством модели или операционной единицы, которая оказалась недостаточной, ущербной для того чтобы охватить все наблюдаемые свойства языкового объекта.

Наконец, в наилучшем случае лингвист (часто с большой неохотой) переходит к следующему этапу исследования, а именно:

(5) К этапу корректировки и пересмотра дедуктивной модели, уточнения операционной единицы.

В худшем случае этого не происходит и лингвист констатирует, что языковой объект не имеет каких-то свойств, заданных в модели. Спрашивается, почему языковой объект должен был их иметь?

В наихудшем случае языковому объекту, о чем уже говорилось выше, насильственно приписывается свойство, запрограммированное в метаязыке анализа. К сожалению, такие приписки встречаются сплошь и рядом.

Современная лингвистика должна решить вопрос о единицах языка, на которые нацелен анализ. Традиционно основной, центральной единицей языка объявляется слово. Однако различение слова как единицы языка и единицы речи часто лишь декларируется. Об этом свидетельствуют такие упрощенные толкования соотношения языка и речи как «Речь – это язык в действии». Понимание речи как языка в динамике по сути дела снимает данную дихотомию и языкослово уравнивается с речесловом (А = А), с чем никак нельзя согласиться. Речь лишается креативности и превращается в поле, где актуализируется значение языковой единицы, т. е. то «семантическое содержание», которое изначально имеется в данной единице. Образно говоря, зерно отождествляется с выросшим из него растением.

На самом деле соотношение слова в языке и слова в речи должно рассматриваться в перспективе процедуры присвоения, ср. А = А + b, где b – дополнительный речеконтекстуальный, ситуативно обусловленный, коммуникативный смысл, наслаивающийся на слово и регламентирующий его значение. Это не что иное, как реализация принципа комплементивности. Для большей наглядности продемонстрируем данную процедуру следующим образом:

A ⊃ a, b = A ⊃ a, c/… +d,

где A ⊃ a, b – единица языковой системы, или единица языка (А),включающая в свое значение набор потенциальных признаков (a, b);

A ⊃ a, c/… – единица языка, реализованная в речи, или единица речи (А),с актуализированным набором признаков (a, c/…),из которых только один признак (а)тождественен потенциально содержащемуся в единице признаку (а),т. е. повторяет его; другие же явные и имплицитные признаки (c/…) не соответствуют признакам потенциального значения данной единицы (a, b),т. е. не согласуются с ними;

+d – комплементивный признак, семантизирующий слово дополнительно со стороны контекста.

Данные рассуждения доказывают, что переход языковой единицы в речевую сопровождается не только и не столько повторением «старых», сколько наращиванием «новых» семантических признаков. Например: ДОМ – «жилое здание», ср.: (1) Дом, в котором мы живем, построен в 1985 году. (2) На шум сбежался весь дом. (3) Встречаемся в доме творчества. В первом предложении у слова дом действительно актуализировано в первую очередь значение «жилое здание», но одновременно и дополнительное значение – «дом как объект строительства в перспективе прошедшего времени». Во втором предложении речь идет вовсе не о доме, а о его «жителях». В третьем предложении мы имеем дело не с жилым домом, а с «учреждением».

Небезынтересно заметить, что мы рассуждали, основываясь на определенном методологическом постулате. Из чего мы исходили? Мы «молча» исходили из положения о том, что у слова имеется одно главное, или собственное, значение на уровне языка, а в речи мы имеем дело с различными преобразованиями этого слова. В истории лингвистики известны попытки найти в слове «основное, начальное», «общее, инвариантное» значение. Попытки не увенчались успехом. В итоге лингвисты подошли к факту множества словесных значений почти с социальными мерками и определениями – у слова есть главное значение, которое фиксируется в словарной статье в первой позиции; далее идут второстепенные значения, а на задворках словарной статьи приводятся почти «деклассированные», так называемые «переносные значения», которые плохо вписываются в дружную семью значений слова, потому что не обнаруживают прямого родства со своими старшими братьями. И на этом фоне уже совершенно стыдливо смотрятся терминологические противопоставления «собственные значения» – «несобственные значения» слова. Оставим пока открытой затронутую проблему, заметив только, что целесообразнее было бы рассматривать так называемые второстепенные и переносные (= метафорические) значения слова как порождение речи, а так называемое главное, самое распространенное значение слова как явление языка, так как оно действительно ассоциируется в нашем языковом сознании в первую очередь и без опоры на явный контекст.

Как бы то ни было, в отличие от буквенного символа в математике и логике, слово естественного языка не пустое, оно не нуждается в том, чтобы ему задавали значение. И хотя лингвисты еще не определились, какое именно, но некое значение уже закреплено за словом (за его акустемной оболочкой). Это результат объективации мыслительных понятий в ретроспективном плане, ср.: