Шамфор - Максимы и мысли (Характеры и анекдоты)

В светском обществе распутству придали такое благообразие, что оно больше не оскорбляет хороший вкус; реформе этой уже лет десять.

" оЖенщина, хоть раз позабывшая о стыдливости, уже ни в чем не откажетп (лат.).

Когда душа больна, она ведет себя совершенно так же, как больное тело: мечется и не находит себе места, но все же наконец немного успокаивается, сосредоточиваясь на чувствах и мыслях, помогающих ее исцелению.

Иным людям, как воздух, нужны иллюзии в отношении всего, что им дорого. Порою, однако, у них бывают такие прозрения, что кажется, они нот-вот придут к истине, но они тут же спешат удалиться от нее, подобно детям, которые бегут за ряженым, но пускаются наутек, стоит тому обернуться.

Чувство, которое человек в большинстве случаев испытывает к своему благодетелю, похоже на его признательность зубодеру. Он говорит себе, что ему сделали добро, избавили от страданий, но тут же вспоминает, как это было больно, и уже не питает к своему спасителю особой нежности.

Подлинно великодушному благотворителю следут помнить, что тот, кому он хочет помочь, не должен знать о материальной стороне, которая есть в каждом благодеянии. Пусть мысль о ней, так сказать, утонет, растворится в чувстве, вызванном добрым делом, как мысль о наслаждении растворяется для любовников в очищающем очаровании любви, которая эту мысль породила.

Всякое благодеяние, не милое сердцу, отвратительно. Благодеяние это или святыня, или мертвый прах. Мысль о нем надо хранить как драгоценность или навсегда отбросить.

Большинство благотворителей, которые, совершив добрый поступок, делают потом вид, что хотят остаться в тени, на самом деле убегают от признательности так же, как убегала вергилиева Галатея: оЕt se cupit ante videriп.

оНо жаждет, чтоб я ее раньше увиделп (лаг.). Пер. С. Шервинского.

Считается признанным, что люди привязываются к тем, кому они помогли. Это говорит о доброте природы: способность любить - вот поистине заслуженная награда за благое дело.

Клевета похожа на докучную осу: если у вас нет уверенности, что вы тут же на месте убьете ее, то и отгонять ее не пытайтесь, не то она вновь нападет на вас с еще большей яростью.

Новые друзья, которыми мы обзаводимся в зрелом возрасте, пытаясь заменить ими утраченных, в сравнении со старыми нашими друзьями осе равно что стеклянные глаза, искусственные зубы и деревянные ноги п сравнении с настоящими глазами, собственными зубами и ногами из плоти и крови.

В простодушных рассуждениях ребенка из хорошей семьи заключена порой презанятная философия.

Людская дружба в большинстве случаев порастает множеством колючих оеслип и оноп и в конце концов переходит в обыкновенные приятельские отношения, которые держатся только благодаря недомолвкам.

Между нравами старинными и нашими такое же сходство, как между Аристидом, министром финансов у афинян, и аббатом Терре.

Род человеческий, дрянной уже по своей натуре, стал еще хуже под влиянием цивилизованной жизни. Каждый человек вносит в эту жизнь недостатки, присущие, во-первых, всем людям, во-вторых, ему самому и, в-третьих, тому сословию, к которому он принадлежит. С возрастом недостатки эти возрастают, и чем старше становится человек, чем больше он уязвлен пороками ближних, чем несчастнее из-за собственных пороков, тем сильнее его презрение к человечеству и обществу, на которые он и готов обрушить свой гнев.

Со счастьем дело обстоит как с часами: чем проще механизм, тем реже он портится. Самые неточные - это часы с репетицией, особенно если у них есть минутная стрелка; ну, а если они еще показывают дни недели и месяцы года, то поломкам нет конца.

У людей все суетно-радости и печали; но уж лучше пусть мыльный пузырь будет золотистый или лазурный, чем черный или грязнисерый.

Человек, который именем дружбы прикрывает свое тиранство, покровительство или даже благодеяния, напоминает мне того злодея сцященника, который подносил яд в причастной облатке.

Мало на свете благотворителей, которые не говорили бы, подобно Сатане: оSi cadens adoraveris meп.

Нищета сбавляет цену преступлению.

Стоики-это своего рода поэты: в учение о нравственности они вносят поэтический пыл и вдохновение.

Если бы человек неумный мог понять изящество, утонченность, широту и прочие достоинства чужого ума и умел выказать это понимание, многие искали бы общества такого человека, даже при том, что сам он неспособен сказать ничего умного. Это относится и к душевным свойствам.

Наблюдая или испытывая страдания, причиняемые глубоким чувством, например любовью или дружбой, утратой близкого человека или иными обстоятельствами, невольно начинаешь думать, что беспутство и

* оЕсли, падши, поклонишься мнеп (лаг.).

ветреность не так уж бессмысленны и что светские люди правильно относятся к жизни- другого отношения она н не стоит.

Иная страстная дружба дарит не меньшим счастьем, чем страсть и вдобавок еще не противоречит разуму.

Пылкую и нежную дружбу можно ранить даже лепестком розы.

Великодушие - это не что иное, как сострадание благородного сердца.

Наслаждайся и дари наслаждение, не причиняя зла ни себе, ни другим - в этом, на мой взгляд, заключена суть нравственности.

Для истинно порядочных людей, у которых есть какие-то правила. и заповеди господни кратко изложены в надписи над входом в Телемскую обитель: оДелай, что хочешьп.

Воспитание должно опираться на две основы - нравственность и благоразумие: первая поддерживает добродетель, вторая защищает от чужих пороков. Если опорой окажется только нравственность, вы воспитаете одних простофиль или мучеников; если только благоразумие одних расчетливых эгоистов. Главным принципом всякого обществ должна быть справедливость каждого к каждому, в том числе и к сeбе. Если ближнего надо возлюбить как самого себя, то, по меньшей мере столь же справедливо возлюбить себя как других.

Иные люди вполне раскрывают все свойства своего ума и сердца только в истинной дружбе; в обществе же они могут проявить лишь качества, которые приятны для светских отношений. Эти люди подобны деревьям, которые под лучами солнца дают чудесные плоды, а в теплице - несколько красивых, но бесполезных листков.

Когда я был молод и страсти настойчиво влекли меня к мирской суете, могла в светском обществе и в наслаждениях я искал забвения жестоких горестей, тогда мне проповедовали любовь к уединенному труду и усыпляли скучнейшими тирадами на эту тему. К. сорока годам, когда страсти угасли и свет мне опротивел,-когда я обнаружил его пустоту и ничтожество, когда горести мои развеялись и прошла нужда в суетной жизни, как в прибежище от них, вкус к уединению так развился во мне, что заглушил все остальное. Я перестал бывать в свете, и вот тогда-то меня начали донимать уговорами вернуться туда, обвиняя в мизантропии и т. д. Чем объяснить эту удивительную перемену? Только потребностью людей все порицать.