Виктор Молчанов - Исследования по феноменологии сознания

В отличие от Канта Гуссерль стремится иметь дело с данностями длящихся объектов и выделить различные уровни абстракции, в соответствии с которыми возможно более детальное изучение времени.

Утверждение о том, что ретенция создает возможность рефлексии, не противоречит тому, что Гуссерль открыл существование ретенции в рефлексии. Между рефлексией и ретенцией нет отношения предшествования. То, что рефлексия существует, доказывается не логически при помощи понятия ретенции, а просто фактом ее осуществления. В самом деле, убедить кого-либо в существовании способности к рефлексии можно только в том случае, если этот «кто-то» способен направить свое внимание не только на предмет, но и на свое восприятие предмета [70].

Рефлексию как поворот интенциональности на саму себя можно описать, согласно логике рассуждений Гуссерля, в новой рефлексии. И тогда в самой рефлексии выяснится то, благодаря чему она может существовать. Иначе говоря, то, что ретенция есть основание рефлексии, можно узнать только в рефлексии. В этом смысле рефлексия сама себя обосновывает и, согласно Гуссерлю, является ядром феноменологического метода. Обращение интенциональности к себе требует новой интенциональности – интенциональности рефлексии. Связь между этими интенциональностями возможна благодаря ретенции (ретенция удерживает ретенцию), причем ретенция является не чем-то внешним по отношению к интенциональности, но структурой интенциональности. Эта функция ретенции, пожалуй, самая фундаментальная, ибо остальные, нами выделенные, основываются именно на ней.

Интенциональные акты конституируются только полностью, т. е. всегда во взаимосвязи «теперь-точек», ретенций и протенций. Сами же эти фазы не конституируются. Действительно, можно ли осознать «теперь-точку», если за ней не последует ретенция? «Теперь-точка» и ретенция не существуют друг без друга, их единство неразложимо в рефлексии, и когда Гуссерль говорит о ретенции и ее функциях, он тем самым все время имеет в виду соотнесенную с ней «теперь-точку». Если же «теперь-точку», или «первичное схватывание», считать схватывающим актом, то это приводит к так называемому регрессу сознания, ибо этот акт потребует «следующего за ним» акта, в котором мы осознаем первый, и т. д.

Таким образом, полный интенциональный акт конституируется временными фазами, которые отождествляются Гуссерлем с частичными интенциями, несущими в себе отдельные свойства воспринимаемого предмета; причем именно те свойства, благодаря которым предмет предстает в единстве и целостности, нами не осознаются. Мы осознаем сам предмет, а также сам акт схватывания предмета; единство же акта схватывания существует благодаря тому, что ретенция удерживает и связывает частичные интенции.

Поскольку частичные интенции как раз и есть Abschattungen различных временных фаз, темпоральная структура интенциональности характеризует восприятие как своего рода «прикидки», «наброски», «эскизы», которые совершает сознание, конституируя данность предмета. Феноменологическое данное – это «континуум перспектив», благодаря которому мы имеем возможность, по Гуссерлю, «достраивать образ», воспроизводить предмет по его видимой части и т. п. Интересно отметить, что эта характеристика восприятия соответствует современным представлениям о зрении – глаз не фотографирует предмет, а как бы ощупывает его контуры. Однако Гуссерль не приводит примеры, связанные с формированием зрительного образа, поскольку «набор перспектив» предмета сразу же укладывается в привычные пространственные формы и в рефлексии трудно схватить сам процесс возникновения целостности образа. По этой причине и выбирается тон, который предстает скорее как нечто внутреннее, что и позволяет удерживать в сознании его оттенки.

В методологическом аспекте понятие ретенции и в целом структура «ретенция-теперь-протенция» показывает, что проблема взаимосвязи рефлексии и сознания решается Гуссерлем только на основе темпоральных описаний, без введения вневременного посредника. Иной подход развивает Герд Бранд в книге. «Мир, Я и Время», название которой свидетельствует о том, что основным концептуальным средством интерпретации Гуссерля у Бранда является «Я» как посредник между рефлексией и временем, между сознанием и миром.

Бранд, как известно, рассматривал гуссерлевское учение о времени, используя в основном не опубликованные к 1955 г. рукописи философа. Этот подход, который дал много интересных результатов, оставляет все же в стороне общий контекст первоначальных лекций Гуссерля о времени-сознании.

В самом общем виде отличие нашего понимания гуссерлевской методологии в учении о времени состоит в том, что Гуссерль попытался «увидеть» сознание сквозь призму времени, но не наоборот. Для Гуссерля время – это первичная интуиция относительно сознания, причем время и сознание не опосредуются структурой «чистого Я». Гуссерль не ставит вопрос о времени, опираясь на «готовую» теорию сознания. Наоборот, время есть «средство» для поисков абсолютных основ сознания. Время есть исходный и конечный пункт анализа первичных модусов сознания. Речь, конечно, не идет о том, что понимание времени предшествует (в объективном времени!) пониманию сознания. Однако, раскрывая взаимосвязь времени и сознания, времени и рефлексии, Гуссерль не нуждался в структуре «чистого Я».

По нашему мнению, «Я» в приводимых Брандом записях Гуссерля есть не что иное, как сокращенное обозначение способности схватывания целостности потока переживаний или его «частей». Недаром Бранд не уточняет, о каком « Я » идет речь – о чистом или эмпирическом. Бранд пишет: «Рефлексия есть… наипервичное открытие «теперь» и «только что», рефлексия при этом есть наипервичное открытие времени или временности» [71].

Следует полностью согласиться с Брандом, что феноменологическая рефлексия темпоральна, однако ее темпоральность не создается отличием «Я» от самого себя, т. е. отличием «Я» в «теперь» от «Я» в «только что». Наоборот, только благодаря временности дорефлективного сознания мы можем в рефлексии отличить различные фазы потока переживаний. Кроме того, отличие «Я» в «теперь» от «только что бывшего» «Я» не содержит в себе критерия того, что оно имеет место во «внутреннем времени». Это отличие, взятое без оговорок, может быть понято как интервал в объективном времени. Необходимые «оговорки» суть опять-таки описания временной протяженности переживаний , но не абстрактно выделенного «Я».

Приведенные Брандом места из рукописей Гуссерля говорят о том, что Гуссерль скорее проясняет «Я» через временность сознания, нежели время при помощи «Я»: «Таково основное и первое достижение феноменологии: что в Я -есть – мое бытие аподиктически удостоверяется, но так, что «Я», истолковывая конкретность этого бытия, должно пройти путь итеративной рефлексии, и мое бытие я обнаруживаю как тождественное итеративному и в итерации уже единообразно связанному самовременению (Selbstzeitigung), в котором само Бременящееся (Zeitigendes) существует только как овремененное (Gezeitigtes)» [72]. Таким образом, темпоральность «овремененной» рефлексии, т. е. оживленной временным потоком дорефлексивного сознания рефлексии, создает возможность самоидентификации благодаря одному из «свойств» временности-итерации. Способность к итерации также может быть «объяснена» с помощью ретенции. Это «объяснение» означает возможность описания итерации при помощи структуры «ретенция-теперь-протенция».