Вадим Руднев - Философия языка и семиотика безумия. Избранные работы

Одновременный смех и плач составляет проявление шизофренической амбивалентности . Благодаря шизофреническому дефекту ассоциативных путей становится возможным сосуществование в психике противоречий, которые вообще говоря, исключают друг друга. Любовь и ненависть к одному и тому же лицу могут быть одинаково пламенны и не влияют друг на друга (аффективная амбивалентность (больному в одно и то же время хочется есть и не есть; он одинаково охотно исполняет то, что хочет, и чего не хочет <���…> он в одно и то же время думает «Я такой же человек, как и вы!» и «Я не такой человек, как вы»! Бог и черт, здравствуй и прощай для него равноценны и сливаются в о д н о понятие [Блейлер: 312–313].

Ср.:

1. Могу ли я представить, чтобы «здравствуй и прощай» были «равноценны»? Видимо, имеется в виду, не равноценны, а равнозначны. Как ты себе это представляешь? Он подходит к врачу и говорит ему: «Здравствуйте, господин доктор!», на что доктор отвечает: «Здравствуйте, господин N». И больной тут же говорит: «Прощайте, доктор!». Потом, подождав секунду, он опять говорит: «Здравствуйте, господин доктор!» Если бы не было повторения первой фразы, можно было бы подумать, что они просто встретились на секунду и тут же попрощались. Представим себе, что сумасшедший временно выздоровел, он идет по улице и встречает того доктора, у которого он лежал в больнице. Он говорит ему: «Здравствуйте, доктор!» и снимает шляпу. Врач отвечает: «Здравствуйте, господин N» и тоже приподнимает шляпу. Но поскольку оба они торопятся, то N тут же говорит «Прощайте, господин доктор!», и они откланиваются.

2. В чем же состояло безумие в первом случае? В самом факте повторения первой фразы? Конечно, можно представить себе, что больной издевается над доктором, просто симулирует. Но это доказывает только, что он правильно симулирует. Но я все равно не понимаю, что значит здесь «шизофренический дефект ассоционных путей», благодаря которому, согласно Блейлеру, противоречия становятся возможны. Почему, если у человека расстроены ассоциации, он должен повторять «Здравствуйте, доктор» и «Прощайте, доктор»? Вероятно, имеется в виду, что у человека с нормальными ассоциациями встреча с человеком ассоциируется с приветствием, а расставание – с прощанием, а у шизофреника все спуталось в один клубок, у него появился «комплекс» (это словечко придумали Блейлер с Юнгом («Психология dementia praecox» [Юнг, 2000]). У него приветствие оторвалось от ситуации встречи, но не оторвалось от своего семантического контрагента – от прощания. То есть у него не расстройство ассоциаций, а другое направление ассоциаций. Не от семантики к соответствующей прагматической ситуации и обратно, а от одной семантике к другой, в данном случае противоположной. У этого сумасшедшего другая языковая игра. Он играет в игру, в которой, если произносишь «плюс», после этого надо произнести «минус». Потом можно опять «плюс». Здесь не расстройство, а перестройка ассоциаций. Семантика становится самодовлеющей. И в этом смысле по-своему сумасшедший говорит вполне логично.

3. Но разве нельзя себе представить ситуацию, когда он не повторяет «Здравствуйте, доктор» и «Прощайте, доктор», а после «Здравствуйте, доктор» говорит, например: «Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет». Если же доктор его спросит «Вы цитируете Пушкина?», он скажет вновь невпопад «Часов однообразный бой, томительная ночи повесть». Или лучше он скажет что-то совсем из другой области, например, сформулирует первый закон Ньютона. Можно ли здесь найти какую-то логику? Пусть ассоциации расстроены, но они все-таки есть, иначе бы он вообще ничего не говорил. Можно сказать, что ассоциации идут по каким-то другим законам, чем у здорового человека. Но, вообще-то говоря, законы те же самые, скорее другое их применение. Что ты имеешь в виду? Что у всех людей в голове что-то вертится, какие-то обрывки стихов, песенки, какие-то разрозненные клочки воспоминаний, и они могут по произвольным ассоциациям возникать в тот или иной момент разговора. Отличие больного человека от нормального в том, что нормальный держит эти ассоциации при себе. Когда Джойс писал «Улисса» он применил такой прием: он заставил героя смешанно в одном потоке произносить и то, что он говорит и то, что он обычно оставляет при себе. Это и было названо потоком сознания. Впервые это применил, видимо, Толстой в «Анне Карениной», в монологе Анны на пути в Обираловку – «Куафер Тютькин» и т. д. [Руднев, 2005: 7–9].

См. главу «Эпилептоидный дискурс» нашей книги «Характеры и расстройства личности» [Руднев, 2002] (см. также [Бурно, 1990, 2006].

Пунктуация Ф. Сологуба не совпадает с современной.

Проблема разграничения паранойи и шизофрении, то есть наличие двух точек зрения – 1) паранойя это начальная стадия шизофрении; 2) паранойя это отдельное заболевание – до сих пор не решена в клинической психиатрии (обзор точек зрения по этому вопросу см. например [Смулевич, Щирина, 1972]). Мы будем исходить из принятой в западной традиции точки зрения, что любое расстройство личности может проходить в трех регистрах: невротическом, пограничном и психотическом [МакВильямс, 1998; Кернберг, 2000], и что паранойя здесь не исключение, то есть может быть паранойяльный невроз (паранойяльная психопатия, акцентуация), паранойяльное пограничное состояние и паранойяльное психотическое состояние (паранойяльный бред). В целях концептуальной ясности условной границей между паранойяльным бредом и параноидным бредом (и тем самым между паранойей и параноидной шизофренией) мы будем считать наличие экстраекции [Руднев, 2001], то есть галлюцинаций.

Это то же самое, что индивидуальный язык, над проблемой которого любил размышлять Витгенштейн. Индивидуального языка не может быть, потому что если этим языком может пользоваться только один человек, то это уже не язык, поскольку язык в принципе социальный феномен [Витгенштейн, 1994а].

Ср. главу «Бессознательное психотика» в нашей книге «Диалог с безумием» [Руднев, 2005].

Случаю Элен Вест посвящена одна из глав книги «Введение в Schizophrenie» [Бинсвангер, 2001].

Мы подробно анализировали эту работу Бинсвангера в статье «Педантизм и магия при обсессивно-компульсивных расстройствах» [Руднев, 2006х].

Нечто вроде негативной партиципации Леви-Брюля [Леви-Брюль, 1994].

Ср. [Ясперс, 1996] – случай психической болезни молодого философа, в тело которого вселялись боги и великие люди; этот случай анализируется нами в статье «Бред величия» [Руднев, 2001, 2001а], вошедшей в книгу [Руднев, 2002].