Пауль Наторп - Избранные работы

2. Синтез явлений с точки зрения отношения причины и действия основан на том, что множество событий необходимо поставляется мышлением в такое отношение между собою, что каждое изменение в одном ряду становящихся событий мыслится как такое, которое от момента к моменту определяется соответствующим изменением в другом ряду. Только благодаря этому различные параллельные ряды изменений могут в общем временном ряде и в общем пространстве получить определенное место и, таким образом, существовать вместе в одном «опыте». На этом и основывается обосновывающее опыт понятие закона природы.

3. Но только благодаря тому, что все параллельные ряды изменений, таким образом, взаимно определяют друг друга от звена к звену, единство опыта делается совершенным и как бы замкнутым. В самом деле, даже и существуя во времени рядом друг с другом (сосуществуя), явления не могут, однако, оставаться друг от друга изолированными, но требуют известного соединения, которое определяло бы взаимную связь одновременно возникающих событий как закономерную и тем самым имеющую объективное значение. Связь эта устанавливается посредством мысли о постоянной взаимной зависимости субстанций, в силу которой каждая субстанция на протяжении всего ряда своих изменений мыслится как определяющая другие субстанции и в то же время как определенная ими (взаимодействие или динамическая общность). Благодаря этому даже действующие силы, остающиеся еще в некоторых отдельных отношениях причинной зависимости обособленными друг от друга, объединяются в представлении единой общей субстанции, подчиненной единой общей системе причинения. Так, в полной мере и методически становится возможным единство общего предмета (Gesamtgegenstand) во времени и пространстве и тем самым единство опыта или «природы», и оказывается достигнутой та высшая точка, в которой стремятся соединиться все отдельные порождения синтетической функции.

Посредством построения системы основных функций синтеза (§ 19–20) в их отношении к тому, что дано в пространстве и времени (§ 19), осуществляется требование (§ 1 и 7) раскрыть единство познания (прежде всего теоретического) как такое, которое обосновано в присущем самому познанию внутреннем законе его. Однако постольку это единство ограничивалось бы только теоретическим познанием («опытом»). Но и по отношению к опыту оно не представляет собой абсолютного завершения, а выражает лишь единство направления в прогрессивном движении мысли по бесконечному пути познания. Между тем вопрос о безусловном предмете познания не может быть вполне устранен даже в области чистой теории. Идея безусловного и для этой области сохраняет значение по меньшей мере предельной точки зрения при всяком обсуждении той степени истинности, которой может достигать наше всегда эмпирическое и, следовательно, обусловленное познание предметов (пограничное понятие «вещи в себе»; ср. § 17). Но в практической области уже совсем невозможно обойтись без идеи безусловного. В самом деле, если в теоретической области она имеет лишь критическое значение, то здесь она обнаруживает притязание на положительную ценность: нравственно доброе мыслится как безусловно долженствующее быть. Тем более необходимо твердо установить значение, принадлежащее этой идее, и поставить ее в прочную связь с основными законами опыта. Первым основанием для этого служит общее предположение критического идеализма, по которому всякая истина должна и может быть обоснована единственно только в присущих самому познанию понятиях и идеях. Соответственно этому и то и другое: чисто теоретическое значение опытных законов и практическое значение идеи безусловного – должны найти свое обоснование в последнем законе познающего сознания, и в этом же законе должно найти свое окончательное разрешение также и то противоречие, которое как будто возникает между обоими родами познания (поскольку практический закон выходит, по-видимому, за пределы ограниченного человеческого опыта). Поэтому критическое обоснование практической философии, или этики, составляет необходимое дополнение к критической теории познания.

Этикой называется теория нравственности. Под нравственностью мы понимаем ту закономерность волевых поступков, с точки зрения которой мы судим, что то, чего мы хотим, является безусловно хорошим, т. е. безусловно должно быть или же, наоборот, безусловно не должно быть. Если, таким образом, нравственное отождествляется с хорошим, то под последним не следует понимать того, что лишь чисто условно и по отношению к чему-нибудь другому является хорошим или пригодным, а то, что должно быть само по себе, независимо от какой-либо другой уже заранее предположенной цели. Нравственное, следовательно, тождественно с конечной целью, которой в качестве простых средств должны быть подчинены все частные цели, или с тем, что не просто полезно для чего-нибудь другого, но для чего полезно все остальное, что только может быть полезно; другими словами, оно тождественно с тем, что имеет ценность само по себе, а не просто для чего-нибудь или для кого-нибудь, т. е. что само представляет собою ценность. Но познать так понятое нравственное возможно лишь в том требовании, которое предъявляется нашим собственным последним законом хотения, каковой закон подобно закону теоретической истины может найти свое последнее обоснование не в чем-либо эмпирическом, но только в первоначальном единстве самосознания: здесь – практического, подобно тому, как там – теоретического. Поэтому закон добра не может основываться на принуждении чуждой и внешней по отношению к воле власти (гетерономия), но должен иметь свой источник в собственном внутреннем законе самого хотения или практического сознания (автономия).

Всякий спор о принципах в области этики можно свести к основной противоположности между этическим позитивизмом и идеализмом. Первый стремится опереться исключительно на позитивную основу непосредственно переживаемых фактов, придавая всему, что дано только через идеальные связи, значение лишь постольку, поскольку оно (т. е. это идеальное) указывает на факты непосредственного опыта и в них находит свое удостоверение. Но последний факт для практического сознания составляют непосредственно ощущаемые, данные в настоящий момент удовольствие и неудовольствие и соответствующее им положительное или отрицательное желание. Напротив, все, что руководит нами не в форме непосредственно переживаемого чувства, должно иметь право на практическое значение лишь постольку, поскольку оно соединяется ассоциативной связью с каким-либо в настоящий момент данным переживанием и, таким образом, как бы проникает в последнее. В самом деле, лишь в таком случае оно может быть предметом живого интереса, между тем как то, с чем не связан никакой доступный эмоциональному переживанию интерес, не может и определять волю, следовательно, не может быть для нее и законом. Но среди многообразных и борющихся между собой интересов, действующих одновременно в нас, или посредственно или непосредственно, всегда должен господствовать один, утверждающий себя благодаря своему преобладающему значению в борьбе интересов, особенно если он берет верх не только в отдельном случае, а вообще обнаруживает силу, – приобретать известное значение в жизни индивидуума и особенно в данной общественной среде. На нем именно и основываются – согласно этой теории – нравственные нормы. Последние возникают, следовательно, в силу того, что известные общераспространенные интересы, являясь по самой своей природе наиболее сильными, если и не всегда в действительном хотении, то по крайней мере в представлении всех людей или господствующего большинства принимают форму заповедей, все более и более укрепляются благодаря многообразным средствам воспитания, общественного мнения и законодательства и, таким образом, в конце концов становятся способными не только определять внешнее поведение людей, но даже делаются их собственными убеждениями.