Зигмунд Фрейд - Болезнь культуры (сборник)

34. итак, иди [сойди], веди народ сей, куда Я сказал тебе; вот Ангел Мой пойдет пред тобою, и в день посещения Моего Я посещу их за грех их.

35. И поразил Господь народ за сделанного тельца, которого сделал Аарон».

Ознакомившись с современной критикой Библии, мы не можем, читая это место, не обнаружить в нем неуклюжее соединение сведений, собранных из разных источников. В начальных стихах Господь сам говорит Моисею о том, что его народ развратился и изготовил себе идола. Моисей просит не карать грешников. Однако в стихе 18 он ведет себя так, словно ему ничего не известно, и внезапно впадает в гнев (стих 19), увидев сцену с плясками вокруг тельца. В стихе 14 он уже вымолил прощение для своего согрешившего народа, но в стихе 31 он вновь восходит на гору, чтобы молить о прощении, сообщает Господу об идолопоклонстве народа и получает уверение в отсрочке наказания. В стихе 35 говорится о некоей божьей каре, но в чем она состояла, не сообщается, тогда как в стихах с 20 по 31 описано, как Моисей самостоятельно творил суд и расправу. Давно известно, что исторические части книги, повествующие об Исходе, грешат вопиющими несовпадениями и противоречиями.

У человека эпохи Возрождения, естественно, не могло быть столь критического отношения к библейскому тексту. Люди той эпохи обязаны были понимать текст буквально, воспринимать его как единое целое и сознавать, что Священное Писание не допускает свободного толкования в произведениях искусства. Библейский Моисей уже знал о поклонении народа золотому тельцу, воззвал к Господу о милосердии, а потом вдруг впал в ярость при виде золотого тельца и пляшущих людей. Не было бы ничего удивительного в том, что художник, пожелавший изобразить реакцию героя на эту болезненную для него неожиданность, сделал это исходя из внутренних побуждений героя, независимо от библейского текста. Подобные небольшие отклонения от буквы канона и тогда не возбранялись художникам. Существует, например, знаменитая картина Пармиджанино, выставленная в его родном городе, где Моисей разбивает скрижали о камни на вершине горы, хотя в Библии совершенно ясно сказано, что он разбил их под горой. Само изображение Моисея сидящим не находит никакого подтверждения в Библии, что дает некоторым исследователям право говорить о том, что статуя Микеланджело вообще не должна была, по замыслу автора, запечатлеть какой-то определенный момент жизни героя.

Куда серьезнее отступления от буквы Священного Писания представляется искажение, которое – согласно нашему толкованию – претерпел у Микеланджело характер Моисея. Как свидетельствует Библия, Моисей был человеком вспыльчивым и склонным к бурному проявлению страстей. Так, в приступе праведного гнева он заколол египтянина, жестоко избивавшего израильтянина, из-за чего был вынужден бежать из Египта в пустыню. В состоянии аффекта он вдребезги разбил скрижали, написанные самим богом. Если предание фиксирует такие черты характера, то его можно считать непредвзятым и достоверным, свидетельствующим о реально существовавшей когда-то великой личности. Однако Микеланджело посадил на папскую гробницу другого Моисея, превосходящего во многом и библейского, и исторического Моисея. Микеланджело переработал мотив разбитых скрижалей – они не разбились из-за вспышки гнева, напротив, Моисей попытался смирить свой гнев из страха разбить скрижали, во всяком случае – старался этого не допустить. Именно поэтому Микеланджело придал фигуре Моисея сверхчеловеческие черты; массивный торс, могучая мускулатура – это всего лишь телесные признаки, которыми скульптор выразил величайший психологический подвиг, показав, что человек способен усилием воли подавить свою страсть во имя служения высшему предназначению.

Здесь мы подходим к концу нашего истолкования статуи Микеланджело. Осталось задать только один вопрос: какими мотивами руководствовался художник, когда избрал такого Моисея, столь нетрадиционного для гробницы папы Юлия II? По многим причинам было бы уместно искать объяснение в характере самого папы и в отношении к нему Микеланджело. Папа Юлий был близок Микеланджело как воплощение величия и силы грандиозного масштаба. Юлий был человеком поступка, его цель была ясна и всем известна: объединение Италии под властью римского папы. То, что удалось сделать лишь много столетий спустя совершенно другим силам, он намеревался совершить один за короткое, отпущенное ему время неограниченной власти. Он торопился сделать это, не гнушаясь насилием. Папа ценил Микеланджело как равного себе гения, но нередко заставлял его страдать из-за вспышек своего гнева или грубости. Художник и сам отличался неистовством страстей и честолюбием, но, будучи прозорливым и дальновидным, не мог не сознавать обреченности всех великих упований. Поэтому он избрал Моисея для надгробия папе – как упрек усопшему и предостережение самому себе, – поднявшись благодаря критическому осмыслению над собственной природой и страстями.

В 1863 году один англичанин по имени В. Уоткисс Ллойд посвятил Моисею Микеланджело небольшую книжку [82]. Раздобыв это сочинение объемом сорок шесть страниц и ознакомившись с ним, я испытал смешанные чувства. Это была еще одна возможность понять на собственном примере, сколь мелкие, можно сказать инфантильные, мотивы способствуют решению больших задач. Я был раздосадован, что Ллойд во многом предвосхитил то, чем я так дорожил и что мне казалось плодом моих собственных усилий, и только после второго прочтения я смог порадоваться такому совпадению. Тем не менее наши оценки расходятся в одном очень важном пункте.

Сначала Ллойд замечает, что общепринятые описания скульптуры неверны, поскольку Моисей не собирается вставать, что правая рука не держится за бороду, что ее придерживает всего лишь указательный палец. Ллойд также понял, что поза Моисея может объясняться лишь обращением к прежнему, не показанному художником положению и что смещение левых прядей бороды вправо несомненно указывает на то, что правая рука и левая половина бороды находились до этого в более тесной близости. Но Ллойд избирает другой путь, чтобы обосновать такое соседство руки и бороды; он считает, что не рука ухватилась за левую сторону бороды, а сама борода находилась ранее там. Ллойд говорит, что надо представить себе, что «голова Моисея перед тем была повернута вправо, и его подбородок находился над рукой, которая, как и сейчас, придерживала скрижали». Давление каменных скрижалей на ладонь заставило пальцы правой руки раскрыться под ниспадающими локонами бороды, а внезапный поворот головы в другую сторону привел к тому, что часть прядей была на мгновение задержана оставшейся неподвижной рукой, отчего образовалась гирлянда, которую можно трактовать как след проделанного пути.