Михаил Иржавцев - Данэя

— Ну, если нужно — расскажи: не мучайся. Я слушаю.

Горячась и сбиваясь, Рита стала рассказывать. Все: как была лазутчицей Йорга, что подсказала им «Дикую утку» и «Кесарь и Галилеянин».

— Но ведь было не только это, верно?

Да: не только это. Еще — первое посещение этого дома, когда что-то сдвинулось в ней. Как постепенно их слова, их мысли проникали в нее. О мучительных колебаниях между ними и Миланом.

— Правда, мне стало казаться, что и он начинает меняться — как и я. Стала ему многое рассказывать — не то, что представляло лишь ценность для Йорга: свои впечатления о вас. Он слушал. Не спорил, не возражал. И мне все больше казалось, что он иной — не такой, каким все же, в конце концов, оказался. Я так обрадовалась, когда он попросил познакомить его с вами. Если бы я знала, что он задумал!

— Не грызи себя! Ты шла к нам нелегким путем.

— Ты — почему-то — всегда мне верила!

— Да. Что-то мне в тебе нравилось: а я доверяю своему чутью. У тебя с самого начала были кое-какие задатки, но в «Деве рая» ты поразила меня: теперь-то я понимаю, почему ты могла так играть. Скажи, ты его очень сильно любишь?

— Что?! Кого?

— Милана.

— Люблю? Да он же чуть не сделал с тобой то, что Йорг с Евой. Ненавижу!

— Трудно тебе.

— Да… — Рита сидела, низко опустив голову.

— Это — благо для тебя: и любовь к нему, и твои теперешние муки — без них ты не стала бы настоящей актрисой. Может быть, еще долго. У нас нет другого выбора: чтобы играть по настоящему, нужно пройти через слишком многое самой. Не вешай голову, девочка! Жизнь сложная вещь, — и любовь тоже.

— Я не могу простить ему…

— Он — не был похож на Йорга, когда тот спокойно расправлялся с Евой: я слышала запись ее рассказа. А Милан, я заметила, горячился: не чувствовал себя уверенно. Что, если он заставил себя это сделать? Пытаясь преодолеть колебания, которые ты ему, возможно, внушила. Его путь может быть трудней твоего. Не торопись!

— Зачем ты его защищаешь?

— Я же говорю: доверяю своему чутью. А он умный: многое понимает. Иначе — так точно — не определил бы мое самое уязвимое место: то, что он говорил, сидело во мне. В самой глубине: я заставляла себя не думать об этом — потому что боялась. Нет — почему-то он мне, все-таки, понравился: в нем наверняка есть что-то хорошее. Расскажи мне о нем: конечно, если хочешь.

…- Ему нравятся дети: вот видишь!

— Ты снова защищаешь его. Зачем? Ведь он же враг!

— И ты, оказывается, тоже была врагом. Он, как и любой другой — может понять нашу правду. Мы обязаны бороться за каждого. И потом…

— ?

— Я сама знаю, как не просто любить. И я хочу помочь тебе — хочу видеть тебя счастливой.

— Как ты?

— Как я. Ты хочешь, чтобы у тебя был ребенок?

— Кажется, да!

Рита возвращалась домой. На ракетодроме села в кабину, но как все последнее время, вылезла, не доехав до дома, и пошла пешком. Глупая привычка, связанная с тем, что раньше он здесь где-то обязательно поджидал ее. Тем более совсем глупо оглядываться, как будто он, все-таки, здесь, и она — хочет его видеть. Нет, конечно!

А может быть — и да. Пожалуй, да — если быть до конца честной перед собой, не отрицать то, что сразу разглядела Лейли. Она еще раз оглянулась, остановившись перед самым входом.

И вдруг хрипло, еле слышно прозвучало:

— Рита! — Она вздрогнула. Ничего не было видно, но ей казалось, что она не ошиблась.

— Это ты? — нарочито спокойным голосом, громко, спросила она, и тут же он появился из-за кустов.

— Зачем ты пришел? — она старалась вкладывать в голос как можно больше ненависти.

— Чтобы увидеть тебя.

— Ты забыл, что я тебе тогда сказала? — она повернулась, чтобы уйти.

— Мне необходимо поговорить с тобой. Не уходи, постой!

— Нам не о чем говорить: мы враги. Я никогда не буду с вами: с тобой и Йоргом.

— Я пришел сказать: я порвал с ним.

— Странно: ты не меняешь свои убеждения так легко, как я!

— Не надо так, прошу тебя.

— Надо: один раз ты уже обманул меня. Чего ты хочешь? Прикинуться теперь их сторонником, чтобы выполнять роль, от которой отказалась я? И заодно быть со мной?

— Нет. Я не враг. И не лазутчик. Ты нужна мне больше всех на свете — никого нет для меня дороже тебя: я знаю — что не могу без тебя; но если ты не простишь меня, я все равно не буду с Йоргом. Не уходи: ты всегда успеешь это сделать. Выслушай меня!

— Ну, хорошо, — сухо сказала она.

Они сели на скамейку. Он стал говорить: рассказывать обо всем, что передумал и пережил, расставшись с ней. Она не смотрела на него — но слушала.

Потом он замолчал; сидел, покорно ожидая то, что она скажет ему. Противоречивые чувства боролись в ней: нужно было оттолкнуть его, но почему-то хотелось верить — тому, что он рассказал. Лейли — почему-то — верила, что в нем есть что-то хорошее: «Ему нравятся дети: вот видишь!»

Рита подняла голову: он сидел, глубоко задумавшись, не видя даже ее. Мозг пронзила мысль: если его приход к ней не ход Йорга — положение его незавидно! Бойкот коллег: невозможность совместной работы и обмена мнениями. Кроме того, Йорг руководитель его как аспиранта: кто согласится теперь довести его до защиты? Трудно ему: не об этом ли он сейчас думает?

Если все так — он одинок, ужасающе. Все друзья, все его бывшие единомышленники отшатнутся от него. И у него больше никого нет — кроме нее, ее одной: он и пришел к ней. И ждет покорно — не прося, не уговаривая. Как человек, глубоко осознающий свою вину. «Скажи, ты его очень сильно любишь?» — вопрос Лейли попал в точку: она понимала, в чем Рита не хотела признаться себе.

Что же делать? Поверить? Нет? Ведь он — один из тех, кто заставлял ее притворяться. Может быть, и сейчас то же самое? Как узнать, проверить?

Зачем? «Я сама знаю, как непросто любить». Вот он: сидит — молчит и ждет. И хочется поверить. Сказать, что все хорошо, прижать к себе. Быть счастливой вместе с ним. Так хочется быть счастливой! «Я хочу видеть тебя счастливой. — Как ты? — Как я. Ты хочешь, чтобы у тебя был ребенок? — Кажется, да!». Ребенок на руках, маленький, теплый. «Ты смотришь на него так, как будто хочешь дать ему свою грудь». Предел счастья!

И одновременно — испытание его правдивости!

— Я сегодня держала на руках ребенка. Того, которого ты чуть не убил. Мне никогда раньше не приходилось держать их на руках. Я тоже — хочу иметь ребенка. Ты поможешь мне? — она впилась взглядом в его лицо: сейчас он выдаст себя.

— Что? — он не был напуган тем, о чем она просила. Даже в полумраке видела она, как он улыбнулся — слишком хорошо для лазутчика. — Значит… Значит, у нас будет ребенок? Может быть, сын.

— Ты что: сам этого хочешь? — она даже не поверила.

— Рита! Я хочу быть вместе с тобой: сегодня, завтра, всегда — всю жизнь. Я люблю тебя, — я знаю, что значит это слово. И хочу — чтобы у нас был ребенок. Сколько раз видел их — совсем маленьких: знаю, какие они. Я хочу, я очень хочу, чтобы у нас был ребенок: твой и мой — наш!