Михаил Иржавцев - Данэя

Арг опустил голову: на всей Земле не было для него никого ближе Дана, его детей и внуков; он был уже слишком стар, чтобы последовать примеру других — завести собственных.

— Но, учитель…

— Снова: но?

— Нет: выслушай — я не собираюсь с тобой спорить. Но просто снять свое предложение я уже не смогу: за него проголосуют и без меня. А второй вариант…

— Это еще не вариант!

— Да. Надо, чтобы стал: помоги мне! Тогда мы сможем обойтись одним гипераппаратом — нужна будет еще всего одна секция. А Экспресс останется здесь — на случай, если Они захотят обнаружить нас, и для возможности связи с Землей-2. Поможешь? А, учитель?

— Пожалуй. Но даже если это удастся нам быстро, не надейся, что я немедленно соглашусь на осуществление Контакта. Учти это!

— Да! Конечно!

И они углубились в рассуждения.

Занятие хорошо знакомым делом после того, как по каким-то причинам ты не мог им заниматься, кажется приятным и легким — несмотря ни на какие встретившиеся при том трудности. Дан сразу почувствовал это, снова углубившись в физику гиперструктур, чтобы решить задачу, поставленную Аргом.

Поначалу ничего не выходило — да Дан и не рассчитывал, что получится быстро. Решил дать мысли свободно порыскать, не заостряя пока внимание на расчетных подробностях. А где еще так думается, как на лыжне или рыбалке?

…Задумавшись, он не очень помнил, куда направил аэрокар, и очнулся, только увидев под собой знакомые очертания озера. Ну, что ж!

Клев шел неплохо. Наконец, усмехнувшись, он достал спиннинг и сделал заброс в сторону острова. Безрезультатно — раз за разом: последний прямо к берегу, в заросли. И тоже без толку, но зацепа не было — как тогда, бесконечно давно.

И когда он сам провел лодку за мысок, неожиданно увидел Лейли, задумчиво смотревшую в сторону, откуда он появился. Казалось, она нисколько этому не удивилась, будто ждала его здесь.

— Садись: нужно поговорить. Очень! — Нет, она не ждала его: просто, уже привычка — в трудных случаях прилетать сюда.

Многое изменилось с того нечаянного свидания, прежде всего — они сами. Стали очень близкими друг другу — хотя и совершенно иначе, тем тогда.

— Что мне делать, Отец?

— Ты о чем, Лейли?

— О себе. И о Лале. Все так запутано. А времени для решения уже совсем мало.

Он помнит, как когда-то она его любила — она произнесла это совершенно спокойно, и он в ответ кивнул. Потом, когда они прилетели, она увидела его и Эю с детьми, и ей неудержимо захотелось быть с ними. Со всеми. И жить той же жизнь, что и они. Даже ее чувство к нему померкло рядом с этим желанием, — и это она тоже сказала абсолютно спокойно.

— Теперь я тебя уже люблю как отца моего Лала и деда Марка.

Он улыбнулся в ответ.

Нет, не все так просто. Ведь есть то, что нельзя считать нормальным: огромная разница в возрасте. Она состарится и умрет намного раньше Лала. Он пока не задумывается над этим.

Сможет ли он потом оставить ее, когда она уже физически не сможет быть его женой — или хотя бы жениться на другой после ее смерти? Не лучше ли: не затягивать? Может быть, сделать это сейчас: когда он полетит — остаться на Земле, освободить его от себя.

Дан покачал головой: для Сына это будет ударом, страшным. Потом, как же Марк: разлучить его с кем-то из них?

Есть еще способ, сказала она. Можно разлучиться на время, чтобы потом до конца быть вместе. Да, и не надо пугаться: анабиоз, в котором она пробудет, пока их возрасты не сравняются. Это же лучше.

Но в глазах его появился ужас.

Есть еще один способ сравняться в возрасте, сказала Лейли: космический полет на субсветовой скорости. Но они почти недоступны обычным людям — только киборгам; да и киборги, которые после своих вековых полетов вернутся на Землю, перейдут в гиперэкспрессы. Так что…

— Постой! Я как раз работаю сейчас над проблемой выхода на Контакт с помощью гипераппарата. Замедление времени должно быть при этом значительным.

— За счет чего?

Он попытался объяснить — и друг пришло понимание. Чуть ли не сразу. Он все изложил ей, причем так, что она тоже поняла. Впрочем, не удивительно: в их семье разговоры слишком часто касались гиперфизики.

Она кивнула головой:

— Имей в виду и меня.

— Обещаю! — Дан заторопился: не терпелось засесть за расчеты.

Нельзя сказать, что работа, начатая тогда группой генетиков-изгоев, не дала результатов. Но… Но, но, но! Именно: невероятно много «но» в этом способе стимуляции способностей.

Сложнейший комплекс различных веществ, синтетических и природных, включая гормоны. Действие мощное по глубине: даже на олигофренов, только узкое — не более двадцати трех процентов удачного исхода. Но… Да, но: в случае неудачи — летальный исход. Впрочем большая часть проб проведена на явных олигофренах: для них этот способ еще можно было считать как-то оправданным.

Но абсолютно тот же результат, с ничтожной разницей, дало применение препарата на менее сильно отстающих детях. По просьбе их родителей. Очень небольшое количество. И сразу же от него — отказались: они сами — Дзин и весь Институт исправления. Считали, что не имеют право убивать детей, пытаясь их исправить.

До них доходили реплики, раздававшиеся из лагеря Йорга: если бы использовали подопытных «неполноценных», то дело спасения остальных «неполноценных» пошло бы куда живее.

Йорг крайне редко открыто выступал против них: обстановка для него в этом отношении становилась все более и более неблагоприятной. Но даже его молчание звучало. Против них: как полное отрицание — неприятие, не опускавшееся до споров. Йоргом и его клевретами это делалось нарочито спокойно. Их можно было даже часто увидеть на докладах и лекциях, проводившихся сотрудниками Института исправления.

Сам Йорг не составлял исключения. Появляясь на них, усаживался в одном из средних рядов; внимательно слушал, никогда не задавал вопросы, не произносил реплик — и уходил так же молча, как и присутствовал.

Он красиво проигрывал, и это невольно внушало уважение к нему: он явно делал удар на это, ведя психологическую атаку на тех, кто не с ним. Впечатление, действительно, производилось сильное: это часто отмечал про себя Милан, чувствовавший, как часто тянет его неотрывно смотреть на Йорга, когда он его видел.

Однажды доклад делал Дзин. Да, это было, когда они провели серию попыток исправления обычных отстающих детей, не давшую результатов. Йорг сидел, как всегда, молча, буквально впившись взглядом в Дзина. Он не замечал, что точно так же Милан не спускает с него глаз.

В какой-то момент злорадная усмешка мелькнула на губах Йорга — затем лицо его сразу снова стало непроницаемым. Но этого было достаточно. Невольное чувство уважения, которое до сих пор не мог он не испытывать к нему, сменилось другим: ненавистью. Милан понял, насколько страшен Йорг, считавший для достижения цели дозволенным абсолютно все.