Михаил Иржавцев - Данэя

Потом подошел к Дану, напоил, поставил капельницу и уложил его рядом с остальными. Он делал все это быстро, ловко, без всякого лишнего движения. Снова обрадовался: диагност показывал, что непосредственной угрозы их жизни все же нет.

Кроме Дана и Эи — еще двое, подростки.

— А Лал? Где?

Дан приоткрыл глаза:

— Нет. Давно. Погиб. Там, — его клонило в сон.

Остальные уже спали. Ли не стал их больше тревожить. Только укрыл одеждой, привезенной с катера.

Он включил систему управления. Загорелись приборы. На экране локатора — Солнце, яркой звездой в скрещении визирных линий, и вблизи от него, еле заметной точкой — крейсер.

Туда и ушло первое сообщение Ли: «Прибыл во-время. Пока все нормально». Он выпил настоя лимонника и устроился на вахту.

Они спали и спали. Ли будил их, чтобы напоить бульоном и соком, и они снова засыпали. Сам он спал урывками.

Только на шестой «день» Дан не заснул сразу после еды. Не отрываясь смотрел он на Ли. Этот геркулес, появившийся как раз во-время, что-то напоминал ему.

— Можешь говорить, сеньор? — спросил его Ли.

Дан кивнул и спросил сам:

— Как твое имя?

— Ли, капитан.

«Капитан!» Слабая улыбка мелькнула на губах Дана:

— Ученик Евы?

— Да, капитан.

— Ты стал космонавтом?

— Космическим спасателем.

— Сколько тебе лет сейчас?

— Тридцать два.

«Тогда ему было шесть. Значит на Земле прошло двадцать шесть лет; по нашему времени — двадцть два. Релятивистская разница — четыре года», по привычке подсчитал Дан.

— Что на Земле?

— Ждут вас. С великой вестью.

— Земля-2 пригодна для заселения — свое дело мы сделали.

— Множество людей мечтает отправиться туда. Я тоже.

— Буду рекомендовать тебя: я помню свое обещание. И ты это заслужил.

— Я делал свое дело.

— Ты сделал невозможное. Я рад, что ты стал таким. Слушай еще новость, не менее важную: мы вышли на Контакт.

— Что?!

Дан очень кратко рассказал, как это было. Ли слушал затаив дыхание.

— Ради этого стоило — не жалеть ничего. Не только всего запаса энергии — даже жизни! — сказал он, когда Дан умолк.

— Жизни, говоришь? — и Дан помрачнел.

Ли расстроился: непонятно, чем он вдруг огорчил Капитана. Вопросов больше не задавал — боялся. Впрочем, Дан скоро заснул.

А вопросы вертелись на языке у Ли: как погиб Лал, как появились эти дети? Как и для многих, дети были его тайной слабостью: мама Ева часто водила его к ним.

…На следующий «день» кроме Дана бодрствовала какое-то время и Эя.

— Нашего спасител зовут Ли, Мама. Помнишь? Ученик Евы.

— Евы?

— Да, Мама.

— Она… будет довольна, — сказала Эя. Она была очень слаба — говорила через силу.

— Мама Ева много говорила мне о вас.

— Она будет… довольна, — повторила Эя. — Вот! — она показала на спящих детей. — Я сама… родила их. Они… считали…, что… это очень… важно.

— Кто?

— Лал… и Ева. Она… дала мне… необходимые… записи.

— Чего?

— Связанного… с их… рождением и… уходом.

— Тебе трудно говорить, сеньора: не надо больше.

…- Капитан, ты сможешь поговорить со мной? — спросил Ли Дана, когда Эя, явно утомленная разговором, заснула.

— Обязательно: мне слишком много надо рассказать тебе… Как только буду в силах. Не сейчас — прости

Ли помог Дану сесть поудобней в единственное кресло, взятое с катера. Дан был еще слаб, но сам предложил поговорить.

— Не бойся: я смогу. Спрашивай.

— Капитан, почему мама Ева хотела, чтобы там у вас родились дети?

— Разве она тебе ни о чем подобном не говорила?

— Кажется, нет. Или очень мало. Я даже не помню. Но хотел бы понять.

— Если хочешь — поймешь. Разговор будет долгий. Но времени у нас достаточно. Но вначале я хочу узнать, отбраковывают ли еще детей?

— Да.

— Много?

— Не знаю.

— Жаль: ведь Ева боролась против отбраковки.

— И сейчас — тоже. Но я мало что знаю: я мало времени провожу на Земле. — Ли был озадачен: оказывается, он не знал многих, видимо очень важных вещей, которые мог знать.

— Так слушай.

Дан говорил — Ли слушал. Внимательно, как всегда. Напряженный, как при высоких перегрузках; совершенно ошеломленный.

Дану еще трудно было говорить помногу. И пока он отдыхал, Ли обдумывал услышанное. Но отдохнув, Дан возвращался к своему рассказу. Он как-будто вел Ли со ступеньки на ступеньку, преодолевая его обычное для всех слабое знание социальной истории, незнание и безразличие ко многому, что не связано с главным — работой. А чтобы дать Ли передышку, рассказывал о Земле-2.

Вскоре к ним парисоединились Эя и Сын.

…- А как ты сам относишьс к неполноценным?

— Я не имею с ними дела.

— Но опыты в космосе проводят на них.

— Да: подопытные неполноценные у нас есть. Только они. Космические спасатели тоже экспериментируют на них. Но я этого не делаю.

— Почему?

— Я и на животных не люблю экспериментировать. Им ведь больно. А на людях совсем не могу.

— Тебе это внушила Ева?

— Не знаю. Может быть. Не помню, чтобы она мне об этом говорила. По-моему, ей важней всего было, чтобы успешно учился. Особенно в самом начале.

— Потому что боялась.

— Чего?

— Над тобой висела страшная опасность. Слишком реальная: ты учился плохо, очень.

— Я… мог стать неполноценным? Значит — мама Ева тогда спасла меня?

— Она и ее единомышленники спасли многих.

— Но меня же — она!

…Рассказ Дана и Эи потряс его. С самого начала. Впечатление от него и дальше не проходило, не ослабевало. Было трудно. Как полет в Большом космосе. Даже намного трудней: предыдущая подготовка, учеба не давали надежных, привычных ориентиров.

Главным аргументом, подействовавшим на него, была бесчеловечность в отношении неполноценных. Безжалостность к животным — и та была ему отвратительна. А к людям… Ему казалось непонятным, как он это не понимал до сих пор.

— Разве только ты?

Да, да: в том-то и дело, что не только он. Почти все.

— Мы когда-то тоже это не понимали.

— А мама Ева?

— Даже она. Хотя и боролась против отбраковки — потому что жалела своих питомцев. Но она самой первой подсказала самый верный способ уничтожения социального неравенства.

— Кому?

— Лалу.

— Мама Ева? Что подсказала она ему?

— Вот оно, — Эя показала на Сына и Дочь.

— Мы? — удивились они.

— Да!

…- Значит, как я понял, человечество отклонилось от курса. Надо снова лечь на него, — Ли выражался в привычных для себя терминах космонавта. — Для начала: произвести торможение.

— Торможение уже началось. Твоя мама Ева имеет к нему самое прямое отношение. Но все до конца разглядел и понял первым Лал.

— Лал был настоящим спасателем.

— Почему?

— Подоспел во-время!

Веру в справедливость их слов в немалой степени подкрепляло общение с ними. Быстро привыкли друг к другу: они к нему, он — к ним. Привязался. Как это может космонавт, привыкший высоко ценить теплоту человеческого отношения. И тоже стал своим для них. Не только потому, что спас их и продолжал самоотверженно возиться с ними.