Сергей Кутолин - Философия интеллекта реального идеализма

Можно полагать, что идеи В. Фрея, воспринятые и переосмысленные В.И. Вернадским через призму позитивизма О. Конта, родились как решение парадокса (антиномии) несправедливости у эшафота Н.Г. Чернышевского. Что с позиции сегодняшнего дня кажется более несправедливым, чем непримиримая ненависть между Толстым, Достоевским, Тургеневым, с одной стороны, и Чернышевским, с другой? Но и слабо посвященной в перипетии борьбы того времени молодежи той эпохи эта парадоксальная ситуация казалась возмутительной. А ведь шла борьба за интеллект молодежи, той самой, которой уже спустя время потребовались 1905 г. и революция 17-го года, той самой, которая породила и Павлика Морозова, и Александра Матросова, той самой, которая водрузила знамя Победы над рейхстагом, а затем пошла на базар не покупать произведения Белинского с Гоголем, а продавать по бросовым ценам заработанные в войнах ордена... Сменилась эпоха, и новое поколение воспринимает капиталистические отношения как революцию сознания и зачитывается «Бесами». Очеловечивание Христа в Благе Человечества — ноосфере, стяжание Рая при жизни на земле, о чем писал патриарх Сергий в своей докторской диссертации, — есть забота о стяжании Духа, забота о формировании в рамках неполитической организации тех основ культуры и нравственности, которые смываются потребительским отношением к жизни, когда роль интеллекта в силу «более высоких забот государства» принижается в погоне за материальным гешефтом. Новое поколение... Странно, но можно сказать теперь почти уверенно, что сбылось предсказание П. Юшкевича, который в ответ на книгу В.И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» в своей работе «Столпы философской ортодоксии» писал в 1910 г.: «... Пусть они берегутся, как бы над ними не повторилась старая история о народившемся фараоне, который не знал Иосифа. Идет новое поколение, которое не знает их заслуг, но знает зато их вины, которое не видело их начала, но видит их конец, и оно им воздаст полной до краев мерой за угашение свободной мысли и за насаждение черносотенных взглядов в марксизме!» (С. 42–43.)

Не будем гадать, что это за фараон, который «не знал Иосифа», но обратим внимание на фразу: « угашение свободной мысли» — вот лейтмотив, вот причина, вот девиз всякой духовной потери, когда проектируемая система как солипсизм самоидеи готовит себе непременную и скорую гибель. И вот решение самой проблемы — необходимость ноосферной защиты интеллектуальных систем. Конечно, можно начать формировать конкретные требования, которым должна отвечать такая защита, включив сюда и материальные затраты, и виды пропаганды, и виды информационного вещания через радио, телевидение и пр. Однако в настоящее время в проблеме консолидации сил, направленных на ноосферную защиту интеллектуальных систем, в интернациональном плане следует обратить особое внимание на ядро формируемого коллектива, качество и количество спонсоров, способных придать делу нужный импульс во времени, пространстве и смысле пропагандируемого материала, цель и задачи которого направлены на Благо Человека в духе идей, высказанных творцами учения о ноосфере.

Заканчивая краткий «экскурс в гистологию клеточного строения » принципов и проблем ноосферной защиты, я позволю себе заключить сказанное хорошо известным принципом, который стихами Гете формулируется так:

Сегодняшние кумиры хотели бы переосмыслить свою скромность через призму великих деяний прошлого. И к столетию Н.С. Хрущева «интеллектуальный гомуж» — г-н А.Н. Яковлев уже витийствует, уподобляя Хрущева Александру – Освободителю. «Вертеры-услышкины» на подмостках политического шоу и в газетной макулатуре вздувают свои липовые акции за подаяние должностей с барского стола, утилизируя историю Государства Российского аж со времен Петра I, извращая понятие империи. «Воззри, Господи, на деяние детей своих, бо не ведают, что творят».

Петр I велик и для «современного глазу». Но не войнами, злосчастьем и бедами, не убийством собственного сына, не уничтожением средневекового пласта культуры на Востоке, не вынужденным самосожжением старообрядцев, не костями, лежащими в основании «бурга» святого Петра, Таганрога и Воронежа, не нарушением уз таинства брака и мезальянством императорской крови в последующих поколениях дома Романовых... От деятельности Петра и птенцов его гнезда сформировалось чувство Родины!

Поэтому первое и непременное качество эпохи Петразаключается в чувстве, которое получило государственное оформление и которое проникло в поры общественного воспитания, — в чувстве принесения общественной пользы государству.

Это чувство возникло и сформировалось на фоне «физической разбросанности, разрозненности народа», которым «соответствовала нравственная несплоченность общества и потому невозможность выработать крепкие нравственные границы...» (Соловьев С.М. Публичные чтения о Петре Великом. М.: Мысль, 1984. С. 63).

Современная ситуация в форме думского и сенаторского вариантов, в форме бесчисленных и бесконечных указов и постановлений, обещаний, ласканий, но не дела— вот причина, по которой наш бедный и измочаленный народ окунулся в премерзкие нравы русского же народа допетровской эпохи, когда «пред другими народами русские являются обманчивыми, неверными, склонными к воровству, неучтивыми в беседе, нечистоплотными. А отчего все это происходит? Оттого, что всякое место наполнено кабаками, заставами, откупщиками, выемщиками: люди отовсюду и везде связаны, ничего не могут свободно делать, трудом рук своих не могут свободно пользоваться... А целовальники и притеснители народа, не получая достаточного жалованья, не могут как должно исполнять своих обязанностей, нужда заставляет их искать корысти и брать подарки от воров.» (Соловьев С.М. Соч. Кн. VII. Т.13. С. 151.)

Итак, Петр I задолго до «общественного договора» Руссо воззвал к совести народа принесением им общественной пользы при «всех обстоятельствах и от всех чинов и званий», забвение которой и есть трагедия нации. Второй гениальной свершенной им задачей является изменение структуры русского языка. Структура языка определяет структуру сложности сознания, возникновение в личности той бытийной опоры, в которой заключено самосознание нации. Французы и немцы уже говорили на современных национальных языках. И дело не в том, Лесаж или Лютер формировали этот язык и какое влияние на языковую канву, например, немецкого языка через латинский оказал Эразм Роттердамский, но дело заключается в том, что новые задачи общества, социальные, нравственные, экономические, выражаются через язык как форму аналитического и образного мышления и лишь последнее переходит рано или поздно в действие. Когда говорят, что «Государь под влиянием кукуйцев „онемечивался“» (Семевский М. Царица Катерина Алексеевна. Л.: ХЛ, 1990. С. 27), то на самом деле это лишь вхождение «в образ», а образ — «понятие расширительное». Поэтому для германских принцесс «при всех достоинствах, которыми одарила его природа, желательно бы видеть в нем меньше грубости» (Трехсотлетие дома Романовых. М.: Современник, 1991. С. 124).