Алекс Анатоль - Истина Дао: Даосизм для Запада

В процессе медитации тело перестает иметь значение и время исчезает. Ментальный цигун учит ум действовать в этом состоянии внетелесного существования. Чтобы научить ум функционировать без тела, прибегают к сосредоточению и дисциплине. Такая форма существования, при которой ум работает без поддержки тела, является своего рода аналогом смерти. И действительно, за краткое время глубокой медитации человек испытывает нечто вроде «смерти в миниатюре». Поэтому смысл медитации состоит в том, что она позволяет на практике подготовиться к тому моменту, когда душа человека высвободится из своей телесной оболочки. Чжуан-цзы так описывает это:

Жизнь человеческая подобна прыжку белого коня через расщелину. Миг — и она прошла. Нежданное пробуждение — и все живое рождено; нежданное скольжение — и все живое тихо уплывает прочь. Одна перемена — человек рождается, еще одна — умирает. Скорбят живые существа, род человеческий плачет. Вырвись из этого рабства, сбрось кожаную оболочку — и куда улетит душа человека, подобно дыму, куда отправится тело вместе с ней?

Не в великое ли путешествие назад, домой?

Для того, кто практикует даосскую медитацию, такое обучение моделирует ситуацию, когда жизнь «выскользнет» из тела. Таким образом, медитация не только позволяет вновь обрести молодой ум и поддерживать его в форме здесь, на земле, но также готовит нас к «великому возвращению домой».

Он может сидеть недвижно, как труп, и моментально приходить в движение, подобно дракону.

Практикующий даос, который обращается к природе как к неискаженной модели жизни, наблюдает в животном мире постоянную борьбу за существование. Куда ни глянь — на рыб, насекомых или млекопитающих, — для всех наиболее типичен инстинкт, заставляющий убивать, жестоко и систематично. Телепрограммы «Нэшнл джиогрэфик» наглядно отображают грубую, но неизбежную реальность, где сильные животные кормятся своими более слабыми жертвами. В них мы видим, как сильные, мощные львы злобно наскакивают на грациозных маленьких антилоп и поедают их. Мы содрогаемся, когда эти так называемые благородные звери завтракают трепетною ланью. Как заметил Лао-цзы, в природе нет никакой двусмысленности:

Природа не добра. Она обращается с живыми тварями как с соломенными собаками для жертвоприношения.

Хотя рассудком мы понимаем, что означает «выживает наиболее приспособленный», однако эмоции заставляют нас во весь голос настаивать на том, что человечество, уж конечно, чем-то от животного мира отличается, чем-то лучше его! Наше инстинктивное отвращение при виде убиваемых живых существ заставляет нас надеяться, что человек способен подняться над жестокостью животного мира. Разумеется, строитель великих обществ, архитектор сооружений, стремящихся к небесам, творец утонченных философских систем и прочувствованных стихов — существо великолепное! Разве не может человек нести в себе теплую, естественную любовь, какую выказывают животные, отбрасывая в то же время уродливую, хищную сторону своей натуры?

Когда Чжуан-цзы, отвечая на этот вопрос, замечает, что «тигры и волки — любящие животные» и что «тигр любит свое дитя» (Мудрость Лао-цзы , 67), он тем самым утверждает, что даже самые кровожадные хищники — это звери, которые способны на любовь, но в силу необходимости прибегают к насилию, чтобы выжить. C их естественным желанием драться не связано никакого «зла». Как естественна любовь животного, так натурален и инстинкт, заставляющий их убивать.

В целостном мире природы способность любить и способность убивать связаны неразрывно, потому что в природе способность убивать означает умение выжить. Тигр, который может только любить, вскоре умрет от голода, в то время как его непуганая пища будет спокойно прогуливаться рядом. Таким образом, невозможно найти зверя, который был бы ведом только состраданием. Так же и умение как следует заботиться о себе и своей семье (кокон даоса) не исключает причинения вреда кому-то, когда это необходимо. Нравится это кому-то или нет, но в звере под названием «человек» преобладает животное начало; вот потому-то Лао-цзы и говорил, что человек по своей природной сути не добр:

Природа не добра. Она обращается с живыми тварями как с соломенными собаками для жертвоприношения.

Мудрец не добр: он обращается с людьми точно так же.

Многие столпы общества пытались очистить человечество от его «скверной» природы. В течение двух тысяч лет религиозные учреждения проповедовали универсальную любовь, тщетно силясь избавиться от той части человеческой природы, которую невозможно очистить. Однако, несмотря на догматы бесчисленных религий, склонность к насилию у людей остается неизменной. По иронии судьбы, религиозные организации, с таким необычайным рвением искореняющие эту дурную предрасположенность в людях, сами оказались грешны: религиозные войны, по большому счету, унесли миллионы жизней, а усовершенствование пыток во времена христианской инквизиции вознесло конкретные проявления жестокости на новые высоты. Между тем, не обескураженные веками неудач, религиозные учреждения не оставляют усилий, дабы избавить людей от насилия. В этих исканиях сокрыта надежда, что человек может вынести уроки из совершённых грехов и вытащить себя из болота кровожадности. В сущности, религиозные вожди убеждают нас, что человек уже не часть природы, а некая новая форма жизни. Однако все это напрасные мечты: над природой находятся только боги, а нас наши смертные тела безнадежно притягивают к земле. Эти физические тела, со всеми своими нуждами и слабостями, привязывают нас к природному корню.

Неплохо было бы помнить, что, в полном согласовании с даосской идеей двойственности, неспособность социальных институтов уничтожить жестокую природу человека приводит к неожиданно оптимистичным выводам. Если бы обществу удалось вытравить из нас естественную жестокость, оно так же смогло бы вытравить и естественную любовь. Тем самым оно смогло бы уничтожить страсть как таковую и после этого создать мир без любви. К счастью для нас, правительство и религиозные структуры могут лишь подавить наши естественные инстинкты, но полностью искоренить их они не в силах. Страсть имеет две стороны — любовь и жестокость суть две верные подруги. Чжуан-цзы знал об этом и предупреждал в притче о правителях:

Сердце человеческое можно унизить или вознести. В обоих случаях последствия будут роковыми… Сердце человеческое невозможно сдержать, как горячего коня. Вот каково человеческое сердце.