Иосиф Телушкин - Еврейская мудрость. Этические, духовные и исторические уроки по трудам великих мудрецов

К сожалению, в наше время такой уверенности быть не может. Адольф Эйхман спокойно жил в Буэнос-Айресе до того момента, как его схватили израильские агенты. У нас нет оснований считать, что, если бы Эйхмана не приговорили к смерти в Израиле, Господь сам покарал бы его.

Когда совершено преднамеренное убийство, только смерть преступника может заслужить ему прощение в глазах общества.

Перед казнью, согласно Мишне, «ему (преступнику) говорят: “Покайтесь, ибо так делают осужденные на смерть, и те, кто каются (и потом казнены)… заслуживают место в Мире Грядущем…”» ( Санhедрин 6:2).

«Другими словами, – заключает Новак, – поступая справедливо в этом мире, мы также даем преступнику возможность получить прощение в Мире Грядущем».

Когда ты выйдешь на войну против врага твоего… пусть подойдет надсмотрщик и скажет народу:

«Кто построил новый дом и не обновил его, пусть идет и возвратится в дом свой, чтобы не умер он на войне и другой не почал его. И тот, кто построил виноградник и не почал его, пусть идет и возвратится в дом свой, чтобы не умер он на войне и другой не почал его. И тот, кто обручился с женщиной и не взял ее, пусть идет и возвратится в дом свой, чтобы не умер на войне и другой не взял ее».

И пусть еще говорят надсмотрщики с народом и скажут: «Тот, кто боязлив и робок сердцем пусть идет и возвратится в дом свой, дабы он не сделал робким сердца братьев его, как его сердце».

Мы видим здесь сочетание милосердия и здравого смысла. Жестоко отправлять человека на смерть в бою, который только что женился или начал новое дело, чтобы другой забрал его жену или имущество. В Дварим также указано, что человек не может быть призван в первый год своей семейной жизни (24:5).

Что касается последнего пункта, здравый смысл подсказывает, что в армии не должно быть особенно трусливых солдат, так как страх – очень заразная вещь. И поскольку в какой-то степени страх перед боем испытывает каждый, в Талмуде определено, что значит «боязливый и робкий сердцем».

Если он пугается звука труб или звона щитов или от блеска мечей вода потекла по его коленям (то есть он обмочился от страха), он должен вернуться домой… ибо сказано: «Дабы он не сделал робкими сердца братьев его, как его сердце».

Когда в Израиль (или любую страну, где евреи являются равноправными гражданами), вторгаются враги, никакая причина, кроме робкого сердца, не освобождает человека от воинской обязанности.

Если война оборонительная (буквально «навязанная»), все идут в бой, даже жених из своих палат и невеста из-под свадебного балдахина.

Комментарий поясняет, что женщины не участвовали в сражениях, они обеспечивали войска провиантом.

Было у меня на сердце выстроить дом для имени Господа, Бога моего. И было ко мне слово Господне сказано: много крови пролил ты и войны большие вел ты; не (должен) ты строить дом имени Моему, потому что много крови пролил ты на землю предо Мной.

Ни в одной из книг Шмуэля, которые повествуют о жизни Давида, мы не находим упоминаний о критике Богом его военных кампаний. Значит, даже оправданные войны отравляют души их участников. Это заставляет вспомнить слова известного русского поэта Евгения Евтушенко: «Руке, привыкшей бить, трудно научиться гладить».

Та же мысль выражена в комментарии к Брейшит 32:8: «Иаков был испуган и расстроен, когда узнал, что его брат Эйсав, обещавший убить его много лет назад, направляется к нему с войсками». Раввины спрашивают:

Разве «испугаться» и «расстроиться» – не одно и то же? На самом деле, он боялся быть убитым и расстраивался, что ему придется убить брата. Ибо Иаков думал: «Если он сильнее меня, разве он не убьет меня? А если я сильнее его, разве я не убью его?»

И перекуют они мечи свои на орала, и копья свои – на садовые ножницы, не поднимет народ на народ меча и не будут более учиться воевать.

Это, наверное, самый известный отрывок из Пророков: последнее предложение украшает «Стену Исайи» напротив здания ООН в Нью-Йорке. Еврейская традиция считает окончание войн одним из главных признаков мессианской эры. Именно поэтому неспособность Иисуса остановить кровопролитие на земле доказывает, что он – не Машиах.

Хотя пророки и мечтали о мире, они не считали все войны абсолютным злом. В гораздо менее известном пассаже пророк Йоэйл высказывает мнение, обратное Исайе: «…Готовьтесь к войне, поднимите воинов… Перекуйте орала ваши на мечи, а садовые ножницы – на копья» (4:9-10).

В Шаббат запрещено носить с собой меч, лук, щит, дубину или копье… Рабби Элиезер говорит, что они служат украшениями (и поэтому можно носить их в Шаббат). Но мудрецы сказали, что такие украшения унизительны.

Закон был установлен согласно мудрецам, а не Рабби Элиезеру.

Запрещение химического и биологического оружия и гуманное отношение к военнопленным… конечно, являются признаком цивилизованности, но с фундаментальной точки зрения это – все равно, что обещание каннибалов пользоваться ножом и вилкой. «Гуманное оружие» – абсурдное понятие.

Вопросы самозащиты и сопротивления злу – область самых серьезных расхождений между христианством и иудаизмом. Как Иисус, так и талмудисты однозначно определяют свою позицию:

Если тебя ударят в правую щеку, подставь левую.

Писатель-сионист Агад Ха ’ ам комментирует: «Если я полон любви до такой степени, что в ответ на удар по левой щеке подставляю правую, то я насаждаю несправедливость. Я, как и тот, кто бьет меня, виновен в совершении несправедливости». Споря с писателем-пацифистом Львом Толстым, Томаш Масарек (1850–1937), великий гуманист, основатель и первый президент Чешской республики, пишет: «Если кто-то соберется меня убить, я буду защищаться и, если этого нельзя избежать, убью противника. Если один из нас должен умереть, пусть умрет тот, кто виноват в происшедшем». Слова Масарека словно взяты из Талмуда:

Если кто-то пришел, чтобы убить тебя, убей его первым.

За тысячу лет до появления Талмуда Тора также позволяет не ждать в таком случае нападения врага. Достаточно того, что вы точно знаете о его намерениях. Поэтому «Если при подкопе будет замечен вор и побит будет так, что умрет, то нет за него вины крови…» (Шмот 22:1).