Иван Ильин - Философия как духовное делание (сборник)

Можно прямо сказать: душа по существу своему стоит на тем большей нравственной высоте, чем цельнее, полнее и самоотверженнее она живет объективно-духовным содержанием: в альтруистическом и эгоистическом душеодухотворении через познающее мышление, эстетическое содержание, религиозное верование. И здесь-то оправдываются и объединяются все те этические данные, которые были добыты нами в предшествующем анализе.

4) Прежде всего, теперь не должно быть уже никаких недоразумений, если мы скажем, что сущность нравственности есть « любовь ». Любовь есть целостно-интимное и сосредоточенно-самоотверженное горение души о чем-то лучшем и в чем-то лучшем. Это «лучшее», к чему и в чем горит любовь, может быть в аберрации воли лучшим в ряду своей или чужой приятности и своей или чужой полезности. Мы знаем уже, что в нравственности любовь имеет в виду иное лучшее, объективно доброе, ценное и значительное. Поэтому нравственность может быть определена как любовь к духу и вытекающая из нее деятельность одухотворения.

Еще Платон определил любовь как дитя богатства и бедности, причастное и тому и другому. Любящая душа богата своим устремлением, своей цельностью и полнотой, и предчувствием достижения. Она бедна непрестанно и ненасытно при всяком состоявшемся достижении: от жажды большего, от предчувствия еще высших достижений и неимения их. Именно так чувствует себя душа, проходящая путь одухотворения. Каждое новое духовное обогащение есть для нее лишь предчувствие высшего, и к радости достижения примешана всегда скорбь о недостигнутом. Она не знает о том, имеются ли объективные пределы на этом пути и где эти пределы. Да и о пределах ли говорить и думать ей, когда она неизменно чувствует себя стоящей в начале и, может быть, даже не приступившей к нему.

И еще по-иному можно и должно понять это богатство и бедность любви: именно в смысле устремления. Чем беднее душа становится душевным (случайно-эмпирически-ограниченно-личным), тем богаче она становится духовным . И это соотношение души и духа является классическим в этике. О нем знал и Иисус («блаженны нищие духом»), ценивший дух выше души; и аморалист Штирнер, требовавший, наоборот, чтобы человек обеднел духом и вернул бы себе все отринутое, лично-душевное. И мистик Экхарт говорил о бедности душевной как о преддверии к духу; и наше русское «старчество» стоит на том же отречении и совлечении своего, личного как на первом шаге.

Такова любовь к духу как сущность нравственности. В этом состоянии желание того, что не есть «Я», становится основным и в совершенной воле – единственной сущностью «меня». Единственный предмет желаний совершенной воли есть дух ; нравственно совершенная воля хочет единственно и только полного одухотворения своего и чужого душевного состава.

При этом уже ясно, что нравственно совершенная воля не есть еще тем самым и непременно воля до днаодухотворенного существа . Она есть лишь воля, в устремлении своем целостно до неразлучимости сросшаяся с хотением – в направлении к духу и одухотворению. Совершенная воля не означает того, что всякое переживание души бездонно значительно и преисполнено объективной глубины и ценности. Она есть лишь залог неукоснительно верного устремления и пути.

Поэтому-то и в истории этики нравственное состояние характеризуется лишь как богоподобие , а не богоравенство . Пути совершенной воли не могут не быть благими и одухотворяющими душевное. Но это все же лишь пути и устремление.

Я предвижу, однако, еще одно существенное возможное недоразумение. Не следует думать, что в таком понимании дух противопоставляется телу физическому или полу и жизни пола. Нет, ни тому, ни другому. Но – душевно-незначительному, пошлому . Ни в теле, ни в жизни пола нет роковой прикованности к пошлому и незначительному. И тело, и пол способны к одухотворению, т. е. к умственному, нравственному, эстетическому и религиозному углублению, утончению и претворению. Но они, конечно, способны и к обратному.

Из того, что большинство людей ведут своим физическим и физио-психическим составом жизнь вовсе не одухотворенную или мало одухотворенную, совсем не следует, что иное невозможно. Надо понять, что энергия души, ее хотение, ее влечение, ее инстинктивное тяготение есть одна, способная на глубокие расколы и разрывы, но все же единая сила . И эта сила, эта как бы природная энергия души может иметь различные, может быть, основные и первоначальные тяготения: к великому и к малому; к духу и к ничтожному. Любовь – прилепленность души к желанному – едина. Порок есть ее уродливая, болезненная, искаженная, в ложном направлении движущаяся, недоразуменно заблудшаяся модификация. Добродетель есть ее же прекрасная, гармоничная, одухотворенная, в истинном направлении идущая модификация. Любовь есть та удобопревратная основная сила души , которая, как установлено современной психопатологией, способна в заблудившемся, голодном, подавленном состоянии неодухотворенного инстинкта переработаться во все порочные и пошлые формы душевной жизни; она же, любовь, в своем одухотворенном виде есть любовь Иисуса; дианоэтическая добродетель Аристотеля; благожелательность Шефтсбери; интеллектуальная любовь к Богу у Спинозы; бесконечное устремление к бесконечному у Фихте; радость у Шиллера; смерть индивида в общине и за общину у Гегеля; сострадание Шопенгауэра; любовь Толстого. Поэтому не телу и не полу противостоит Дух; а неодухотворенному телу и неодухотворенному полу.

5) Окинем теперь беглым взглядом все пройденное. Добро есть истинное душевное состояние ; ценное не для того или другого человека и дела, а ценное само по себе; объективно ценное , можно было бы сказать: для всех людей и для всех дел.

Эта объективная ценность ею познается и признается для осуществления своего – субъективной, личной душой, в переживании нравственной очевидности. Добро есть, следовательно, объективно ценное душевное состояние, осуществляющееся через лично субъективное признание в акте очевидности.

Логически коррелятивное, ценностно противоположное злу, оно в осуществлении своем стоит к последнему в отношении потенциальной тождественности; добро и зло – это одна и та же сила, но в различных, мало того, прямо противоположных формах. Добро и зло – это модусы единого начала, единой душевной силы, удобопревратной, но потенциально благой.

Добро не есть ни удовольствие, ни счастье, ни польза. Это не воля, верная долгу. Это воля, сросшаяся с хотением в одно единое, цельное и уже неудобопревратное устремление; это совершенная воля, т. е. такая воля, для которой путь ее есть радостно любимый, радостно осуществляемый и единственно возможный путь. Это есть, следовательно, состояние действующее, т. е. лично направляющее акты своей душевной жизни; в меру этого ответственное за свои состояния и деяния и соответственно не могущее уже быть виновным.