Луи Альтюссер - За Маркса

Возможно, эти указания позволят понять, почему великий закон неравенства не знает исключений. Это неравенство не знает исключений потому, что оно само не есть исключение: т. е. производный закон, являющийся продуктом специфических обстоятельств (например, империализма) или появляющийся в результате взаимного влияния развития отличных друг от друга общественных формаций (например, неравенство экономического развития «развитых» и «отсталых» стран, колонизаторов и колонизируемых и т. д.). Напротив, это элементарный закон, предшествующий этим особым обстоятельствам и способный обосновать эти специфические случаи именно потому, что он сам не зависит от их существования. Дело в том, что неравенство касается всякой общественной формации во всем ее существовании, что оно касается также и отношений этой общественной формации с другими общественными формациями, находящимися на иных ступенях экономической, политической и идеологической зрелости, и что оно позволяет понять возможность этих отношений. Поэтому отнюдь не внешнее неравенство обосновывает существование внутреннего неравенства (например, в том случае, когда встречаются друг с другом так называемые «цивилизации»); напротив, первичным является внутреннее неравенство, и как раз оно обосновывает роль внешнего неравенства, определяя собой даже те эффекты, которые это второе неравенство вызывает в пределах наличных общественных формаций. Всякая интерпретация, сводящая феномены внутреннего неравенства к неравенству внешнему (например, та, которая «исключительные» обстоятельства или конъюнктуру, существовавшие в России в 1917 г., объясняла бы только с помощью отношений внешнего неравенства: с помощью международных отношений, неравенства экономического развития России и Запада и т. д.), впадает или в механицизм, или в то, что часто играет роль алиби: в теорию взаимодействия между внешним и внутренним. Таким образом, для того чтобы схватить сущность внешнего неравенства, следует вернуться ко внутреннему, первоначальному неравенству.

Вся история марксистской теории и практики подтверждает истинность этого тезиса. Марксистская теория и практика сталкиваются с неравенством не только как с внешним эффектом взаимодействия между различными существующими общественными формациями, — но внутри каждой общественной формации. И внутри каждой общественной формации марксистская теория и марксистская практика сталкиваются с неравенством не только в форме простой внешности (взаимное воздействие базиса и надстройки друг на друга), — но в форме, которая является органически, внутренне присущей каждой инстанции общественной тотальности, каждому противоречию. Только «экономизм» (механицизм), а не подлинная марксистская традиция раз и навсегда устанавливает иерархию инстанций, за каждой их них закрепляет свою сущность и роль и определяет однозначный смысл их отношений; именно он идентифицирует вневременные роли и не знающих перемен актеров, не понимая, что необходимость процесса заключается в смене ролей «в зависимости от обстоятельств». Именно экономизм с самого начала и навсегда отождествляет противоречие являющееся определяющим в конечном счете с ролью господствующего противоречия, именно он навсегда уподобляет один «аспект» (производительные силы, экономику, практику…) главной роли, а другой «аспект» (производственные отношения, политику, идеологию, теорию…)роли второстепенной — в то время как экономическая детерминация, детерминация в конечном счете в реальной истории осуществляется как раз в пермутациях первой роли между экономикой, политикой, теорией и т. д. Энгельс прекрасно понял и подчеркнул это в ходе своей борьбы против оппортунистов II Интернационала, которые от эффективности одной только экономики ожидали прихода социализма. Вся политическая работа Ленина свидетельствует о глубине этого принципа: детерминация экономикой, детерминация в конечном счете в зависимости от стадий процесса осуществляется не случайно, не согласно внешним или случайным причинам, но сущностно, согласно причинам внутренним и необходимым, посредством пермутаций, смещений и конденсаций.

Таким образом, неравенство внутренне присуще общественной формации, поскольку структурирование с доминантой сложного целого, эта структурная инварианта, сама является условием конкретных вариаций противоречий, которые ее конституируют, а значит, и их смещений, конденсаций и мутаций и т. д. — и обратно, поскольку эта вариация есть существование этой инварианты. Поэтому неравное развитие (т. е. те же самые феномены смещения и конденсации, которые можно наблюдать в процессе развития сложного целого) не является внешним для противоречия, но конституирует его наиболее глубокую сущность. Поэтому неравенство, которое существует в «развитии» противоречий, т. е. в самом процессе, существует в сущности самого противоречия. Если бы понятие неравенства не вызывало ассоциаций со внешним сравнением, носящим количественный характер, я бы сказал, что марксистское противоречие «детерминировано неравным образом», при условии, что за этим неравенством была бы узнаваема обозначаемая им внутренняя сущность: сверхдетерминация.

Нам осталось рассмотреть последний пункт: роль противоречия как движущей силы в развитии процесса. Понимание противоречия не имело бы смысла, если бы оно не позволяло понять эту движущую силу.

То, что было сказано о Гегеле, позволяет понять, в каком смысле гегелевская диалектика является движущей, и в каком смысле понятие является «саморазвитием». Когда «Феноменология» в одном пассаже, прекрасном, как ночь, воспевает «работу негативного» в вещах и делах, присутствие Духа в самой смерти, всеобщее беспокойство негативности, расчленяющее тело Бытия для того, чтобы породить славное тело этого бесконечного, Ничто, ставшего Бытием, т. е. Духа, — всякий философ трепещет в душе своей, словно перед ним раскрылись тайны Мистерий. Тем не менее негативность может содержать в себе движущий принцип диалектики, отрицание отрицания, только в качестве строгой рефлексии гегелевских теоретических предпосылок: простоты и истока. Диалектика есть негативность в качестве абстракции отрицания отрицания, которое само есть абстракция феномена восстановления отчуждения изначального единства. Именно поэтому в любом гегелевском начале уже действует Цель, т. е. Конец; именно поэтому исток всегда только растет в себе самом и производит в себе, в своем отчуждении, свой собственный конец. Гегелевское понятие, «то, что сохраняет себя самого в своем другом» — это действительно существование негативности. Таким образом, противоречие является у Гегеля движущим в качестве негативности, т. е. в качестве чистой рефлексии «бытия-в себе — в — своем — другом», а значит, в качестве чистой рефлексии самого принципа отчуждения: простоты Идеи.