Луи Альтюссер - За Маркса

«Гуманистические» интерпретации марксистской теории, которые появились в этих специфических обстоятельствах, в сравнении с предшествующим периодом (1930–1956 гг.) представляют собой новый феномен. Тем не менее в истории рабочего движения у них есть многочисленные исторические предшественники. Маркс, Энгельс и Ленин, не говоря уже о прочих, вели постоянную борьбу с идеологическими интерпретациями идеалистического, гуманистического характера, которые представляли собой опасность для марксистской теории. Здесь достаточно вспомнить о разрыве Маркса с гуманизмом Фейербаха, о борьбе Энгельса против Дюринга, о долгом сражении Ленина с российскими народниками и т. д. Все это прошлое, все это наследие, безусловно, представляет собой неотъемлемую часть теоретической и идеологической ситуации, в которой находится сегодня международное коммунистическое движение.

Возвращаясь к недавним аспектам этой ситуации, добавим следующее замечание.

Уже в тексте «Марксизм и гуманизм», написанном в 1963 г., я дал интерпретацию происходящего в наши дни непомерного распространения тем марксистского или социалистического «гуманизма», показав идеологическую природу этого феномена. Я отнюдь не осуждал идеологию как общественную реальность: как говорит Маркс, в идеологии люди «осознают» свою классовую борьбу и «доводят ее до конца»; идеология в своей религиозной, моральной, юридической, политической и прочих формах есть объективная общественная реальность; идеологическая борьба представляет собой органическую составную часть борьбы классовой. Я подвергал критике лишь теоретические эффекты идеологии, которая для научного познания всегда является опасностью или препятствием. И я указал на то, что распространение тем «марксистского гуманизма» и их влияние на марксистскую теорию следует интерпретировать в качестве возможного исторического симптома двоякой неспособности и двоякой опасности. С одной стороны, неспособности помыслить специфику марксистской теории и соответствующей ревизионистской опасности смешения этой теории с домарксистскими идеологическими интерпретациями. С другой стороны, неспособности разрешить реальные (и в основе своей политические и экономические) проблемы, поставленные ситуацией, сложившейся после XX съезда, и опасности, возникающей тогда, когда эти проблемы маскируют, скрывая их за обманчивыми формулировками «решения», оказывающегося чисто идеологическим.

II

Именно в этой ситуации были написаны и опубликованы предлагаемые вниманию читателя тексты. Для того чтобы оценить их природу и функции, следует соотнести их с нею: все они суть философские эссе, предметом которых являются теоретические исследования, а целью — воздействие на существующую теоретически — идеологическую ситуацию и реагирование на некоторые опасные тенденции.

Оставаясь на уровне самых общих схем, я могу сказать, что эти теоретические тексты содержали в себе двойное «воздействие» или, если угодно, «оказывают воздействие» на двух фронтах, для того чтобы провести, как замечательно выражался Ленин, «границу» между марксистской теорией и чуждыми марксизму идеологическими тенденциями.

Целью первого воздействия является «проведение границы» между марксистской теорией и теми формами философского субъективизма, с которыми ее смешивали и которые представляют для нее опасность: прежде всего, эмпиризмом и его классическими или современными вариантами, прагматизмом, волюнтаризмом, историцизмом и т. д. Существенными моментами этого первого воздействия являются следующие: признание значения марксистской теории для революционной классовой борьбы, различение различных практик, выявление специфики «теоретической практики», предварительное исследование революционной специфики марксистской теории (строгое различение между идеалистической диалектикой и диалектикой материалистической) и т. д.

Это первое воздействие, по существу, расположено на почве конфронтации между Марксом и Гегелем.

Целью второго воздействия является «проведение границы» между подлинными теоретическими основаниями марксистской науки истории и марксистской философии, с одной стороны, и домарксистскими идеалистическими понятиями, на которых основаны сегодняшние интерпретации марксизма как «философии человека» или «гуманизма» — с другой. Существенными моментами этого второго воздействия являются следующие: выявление «эпистемологического разрыва» в истории развития Марксовой мысли, основополагающее различение между идеологической «проблематикой» ранних работ и научной «проблематикой» «Капитала», предварительные исследования специфики теоретического открытия Маркса и т. д.

Это второе воздействие в основном располагается на почве конфронтации между ранними работами Маркса и «Капиталом».

В результате этих двух воздействий за деталями аргументации, анализом текста и теоретическими дискуссиями становится явной одна значительная оппозиция, которая отделяет науку от идеологии, точнее говоря, та, которая отделяет новую, конституирующую себя науку от донаучных теоретических идеологий, которые занимают ту «почву», на которой она утверждается. Этот момент имеет важное значение: то, что скрывается за оппозицией наука/идеология, касается отношения «разрыва» между наукой и теоретической идеологией, в которой до обоснования науки «был помыслен» тот объект, знание о котором она дает. Этот «разрыв» оставляет без изменений объективную социальную область, занимаемую идеологиями (религией, моралью, юридическими, политическими идеологиями и т. д.). В этой области нетеоретических идеологий тоже имеются «разрывы» или «переломы», но они носят политический (эффект политической практики, великих революционных событий), а не «эпистемологический» характер.

Эта оппозиция между наукой и идеологией, как и понятие «эпистемологического разрыва», которое позволяет помыслить исторический характер этой оппозиции, отсылают нас к тезису, который постоянно присутствовал на заднем плане этих аналитических исследований, но все же не был открыто сформулирован: тезис, согласно которому открытие Маркса по своей природе и по своим эффектам является научным открытием, не имеющим исторических прецедентов.

Действительно, в соответствии с традицией, на которую постоянно ссылаются классики марксизма, мы можем утверждать, что Маркс заложил основания новой науки: науки истории «общественных формаций». Чтобы уточнить это утверждение, скажем, что Маркс «открыл» для научного познания новый «континент», континент истории — подобно тому, как Фалес открыл для научного познания «континент» математики, а Галилей — «континент» физической природы.