Авторов Коллектив - История этических учений

Достигнув сферы Ума, человек поднимается высоко, но еще не на самую вершину. Красоты, любви и диалектики - этих духовных форм, которыми овладевает человек на первых трех ступенях, - достаточно, чтобы выйти за пределы земного Я, их недостаточно, чтобы преодолеть свою универсально-мировую самость. “Когда Дух наш воспаряет выше всего того истинного, которое он может еще объять своей мыслью, то он теряет способность не только словесно выражать, но даже и мыслить то, что стоит еще выше всего этого” (V, 3, 17).

Это достигается на четвертой ступени - ступени уподобления Богу, когда человек непосредственно созерцает Бога, сливается с ним, из множества единого становится единством многого, наполняется “небесным эросом”. Путь к этому - мистический экстаз, который вообще-то нельзя описать в строгих рациональных понятиях, ибо он представляет собой послерациональную стадию (отсюда и мысль Плотина, что можно быть бессознательно счастливым), это - своего рода восхищенное, полностью удовлетворенное, абсолютно успокоившееся, все собой заполнившее мышление, соприкосновение с богом всем существом, каждой частичкой, превращение мыслящего в само мышление, святого в саму святость, любящего в саму любовь. В этом состоянии человек созерцает себя пребывающим в свете, полным умопостигаемого света, даже самим светом. Это “бывает так мимолетно, что пока это есть, нет ни времени, ни возможности что-либо о нем подумать и сказать, - лишь потом можно о нем вспоминать и думать. Но в самый момент такого соприкосновения Душа, внезапно озаренная светом, верует, что узрела его, что этот свет исходит от него и что в этом свете Он сам ей блеснул… Истинная цель существования нашей души в том и состоит, чтобы быть в общении с этим светом, созерцать этот свет через него самого, а не через какой-либо посторонний свет; подобно тому, как солнце мы видим посредством того света, которым оно его озаряет. Но как этого достигнуть? Отложи все” (V, 3, 17).

441

Какое-то представление о состоянии мистического экстаза могут дать его сравнения Плотином с опьянением от вина, с любовным упоением. Речь, по-видимому, идет о состоянии, подобном любви, но достигаемом не на чувственной основе, а на основе религиозно ориентированной мыслительной деятельности и потому свойственном мистическим натурам. Как пишет Порфирий, “Плотин близок был этой цели - ибо сближение и воссоединение с всеобщим богом есть для нас предельная цель: за время нашей с ним близости (т.е. за 6 лет. - А.Г.) он четырежды достигал этой цели, не внешней пользуясь силой, а внутренней и неизреченной” [1] Сам Порфирий к 68-летнему возрасту пережил состояние мистического экстаза только один раз.

1 Порфирий. Жизнь Плотина // Диоген Лаэртский. О Жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. С. 438.

Состояние экстаза - тайна. Оно невыразимо, да и не нуждается в том, чтобы быть выраженным, ибо, когда говорится, что Благо выше всего, то имеется в виду, что оно выше и мышления и знания. Если предшествующие стадии возвышения по пути добродетели поддаются доказательному исследованию и описанию, то эта последняя стадия находится за пределами общезначимых процедур. Здесь Плотин на языке своей философской системы выразил одну очень важную для этики мысль: абсолютное содержит в самом себе запрет кому бы то ни было говорить и действовать от своего имени. Отношение индивида с абсолютным является и должно оставаться его индивидуальным делом.

Такова в самых общих чертах стройная - пожалуй, даже слишком стройная, чтобы быть правдоподобной, - этическая система неоплатонизма. Она содержит в себе ряд таких черт, которые являются отступлением от античных образцов и объясняют огромное влияние неоплатонизма на христианское понимание морали. Это моральная дискредитация, отрицание чувственного бытия, отождествление зла с материей; рассмотрение высшего блага, абсолютного добра как единого бога; мистифицирование процесса морального самосовершенствования, в котором иррациональное состояние оказывается более высоким, чем рациональное; интерпретация морального развития человека как процесса сугубо духовного (очищения души) и индивидуального (не случайно Плотин, так много заимствовавший из этики Платона, остался равнодушным к социально-реформаторской части его взглядов). Много схожего можно найти в его образном ряде: противопоставление горнего и дольнего миров, рассмотрение Первоединого как Отца и др.

442

И все-таки этика неоплатонизма как тип теории остается продуктом античной эпохи. И дело вовсе не в том, что Плотин не был христианином, а в самом существе дела. Можно указать на три очень важные, коренные идеи этики неоплатонизма, которые воздвигали принципиальную преграду между нею и собственно религиозной этикой Средневековья. Во-первых, Единое (Бог) очень сближено с человеком, непосредственно представлено в нем. Во-вторых (и это самое главное), человек в своих нравственных усилиях остается суверенным субъектом, он может, хотя и крайне редко, добродетельностью своих действий добиться возвращения к Единому и воссоединения с ним. В этом смысле, видимо, можно понять слова Плотина, который в ответ одному набожному человеку, предложившему ему пойти вместе в храм, сказал: “Пусть боги ко мне приходят, а не я к ним” [1]. В-третьих, этический иррационализм Плотина не противостоит этическому интеллектуализму, а продолжает его, является высшей формой интеллектуальной деятельности, своего рода суперинтеллектуальностью.

1 Порфирий. Жизнь Плотина. С. 431.

Экстаз - это пострациональная, постфилософская стадия духовного развития. Бога созерцают не нищие духом, и не просто нищие духом, если понимать под ними тех, кто знает ничтожность земных благ, а люди, которые плюс к своим нравственным достоинствам овладели также всеми тонкостями философского мышления. “Наша философия учит чистоте нравов и честности в мышлении” (II, 9, 14), - пишет Плотин.

В целом этика неоплатонизма остается интеллектуально-оптимистической этикой добродетельной личности.

Оставаясь по своим типологическим характеристикам античной, этика Плотина занимает в общих рамках античной этики особое место, - а именно является в ней последней, итоговой. Она - итоговая не только в том смысле, что представляет собой итог, синтез важнейших этических идей и учений Древней Греции. Она является ее итогом и в смысле завершения, конца. Речь идет о принципиальном, качественном завершении, а не о фактическом конце, который наступил намного позже.

Гомер, Гесиод и Семь мудрецов задали этическую программу, которая состояла в том, чтобы, совершенствуя себя, сравняться с бессмертными богами, и, если нельзя стать самими богами по длительности жизни, то, по крайней мере, такими, как боги по ее качеству.