Коллектив авторов - Антология реалистической феноменологии

Было бы нелишним прояснить отношение данных исследований к нашим. Наша позиция такова: существует феномен «чужое переживание» и, соответственно, «опыт чужого переживания». Существует ли это чужое переживание фактически, является ли такой опыт действительным опытом – этот вопрос вначале можно оставить открытым. В этом феномене мы обладаем чем-то несомненным, в нем, в конечном итоге, должно быть укоренено все познание и достоверность, это чистый объект первой философии . Постичь феномен в его чистой сущности, избавленным от всех случайностей мира явлений есть, стало быть, главная задача, которую нужно решать как в этой, так и во всех остальных областях. Что есть чужое переживание по своей данности? Как выглядит опыт чужого переживания? Это я должна знать, прежде чем я могу спросить: как осуществляется этот опыт? То, что на этот основной вопрос генетически-психологическое исследование причинности [368]принципиально не в состоянии ответить, само собой разумеется, поскольку оно уже предполагает бытие, становление которого оно пытается выяснить – его сущность исследуется как его существование, его «что» – как его «то». Ему должно предшествовать не только исследование того, что является опытом чужого переживания, но и подлинное свидетельство об этом опыте, и если оно самостоятельно рассчитывает решить обе задачи, то от этого необходимо категорически отказаться, как от совершенно необоснованного притязания. Этим отнюдь не оспаривается право на существование генетически-психологического исследования, напротив, его задача уже полностью определена и точно сформулирована: она должна исследовать, каким образом в реальном психофизическом индивиде возникает познание других подобных индивидов. Если тем самым строго определены различные задачи, которые необходимо решить феноменологии и генетической психологии для проблемы вчувствования, то этим еще не в коей мере не должна утверждаться полная независимость их друг от друга. Хотя при рассмотрении феноменологического метода мы видели, что не предполагается никакой науки вообще и никакой конкретной науки в частности, он также не связан с результатами генетической психологии. С другой стороны, феноменология не посягает на права психологии, не присваивает себе высказываний о ходе процесса, который психология исследует. Между тем, психология все же всецело связана с достижениями феноменологии. Что есть вчувствование по своей сути – должна исследовать феноменология. Эта всеобщая сущность вчувствования должна сохраняться повсюду, где оно себя реализует. Генетическая психология исследует этот процесс реализации, она предполагает феномен вчувствования – и она должна, если ее задача решена, к нему возвратиться. Какая-либо генетическая теория, которая в конце описанного ею каузального процесса сталкивается с чем-то непохожим на то, возникновение чего она намеревалась исследовать, обречена. Таким образом, в результатах феноменологического исследования мы имеем критерий для пригодности генетических теорий.

Теперь мы хотим перейти к проверке имеющихся генетических теорий при помощи наших результатов. Теория, посредством которой Липпс пытается объяснить опыт чужой душевной жизни (она содержится в его трудах, разумеется, как часть описания), является для нас уже известным учением об имитации. Увиденный жест пробуждает во мне желание ему подражать, и я делаю это – если не внешне, то «внутренне»; кроме того, у меня есть стремление выразить все мои переживания, а переживание и его выражение так тесно связаны между собой, что появление одного из них влечет за собой другое. Таким образом, вместе с жестом переживается соответствующее ему переживание, но тем, что оно переживается «в» чужом жесте, оно мне кажется не моим, а переживанием другого. Мы не хотим останавливаться на всех возражениях, которые можно было бы выдвинуть против этой теории и уже по праву или не по праву выдвигались. [369]Мы хотим подвергнуть критике только то, что предложили мы сами. После чего мы должны сказать: эта теория отличает собственное переживание от чужого только по причине их связанности с различными телами, на самом деле, они различны сами по себе. Если я пойду по этому пути, то достигну не феномена чужого переживания, но феномена собственного переживания, которое вызывает в памяти увиденный чужой жест. Различие между объясняющим и объясняемым феноменами достаточно для опровержения этого «объяснения». Чтобы это различие сделать отчетливее, мы можем проанализировать один случай второй разновидности. То, что чувства в нас возбуждаются посредством уже виденных «феноменов выражения», известное явление: если один ребенок видит, что другой плачет, то он начинает плакать вместе с ним; если я вижу, что мои домашние плетутся с хмурыми лицами, то я также буду расстроена. Чтобы избавиться от печали, я ищу веселую компанию. Мы говорим в таких случаях о заражении чувствами другого или о передаче чужих эмоций. Очевидно, что пробуждаемые в нас актуальные чувства не обладают функцией познания; что в них, в отличие от вчувствовании, невозможно обнаружить чужое переживание. Мы можем не обращать внимание на то, предполагает ли такая передача чувств схватывание соответствующего чужого чувства, поскольку только феномены выражения оказывают на нас такое воздействие; напротив, точно такое же изменение лица, если оно воспринимается как болезненное вздрагивание, возможно, также пробуждает имитацию, но не может вызвать в нас никакого чувства. Вне сомнения, мы наполнены такими «переданными» чувствами, живем в них, тем самым препятствуя направленности на чужое переживание или погружению в него, что является характерной чертой вчувствования. [370]Но если бы мы не постигли чужого переживания другим способом, то мы вообще бы не смогли достичь данности. Самое большее – мы смогли бы обнаружить наличие чужого переживания из наличия чувства в нас, но вследствие отсутствия у него мотива мы нуждаемся в истолковании. Но таким образом мы достигли бы только знания, но не данности чужого переживания, как во вчувствовании. Также возможно, что эта передача переживается сама: я чувствую, как чувство, которым я вначале обладаю в качестве чужого, передается мне (это происходит, например, в случае, когда я ищу веселую компанию, чтобы развлечься); также здесь отчетливо обнаруживается различие между пониманием и заимствованием чувства. Впрочем, передача чувства отличается во всех случаях не только от вчувствования, но и от со-чувствия и единочувствия, которое основывается на вчувствующем погружении в чужое переживание. [371]Из сказанного должно было бы стать достаточно очевидным, что следовало бы отказаться от теории имитации как от генетического истолкования вчувствования.