Вик Тор - Как жить человеку на планете Земля?

Виктор: Как видим, он возвращается к первому аспекту выше поставленного вопроса о соотношении свободы и необходимости. В целом, Локк, как и Гоббс, верит в разум человека (данный ему от Бога) и отдает ему приоритет в руководстве человеческими действиями, утверждая, что последняя инстанция, к которой человек прибегает в определении своего поведения, есть его разум. Необходимость и возможность добиваться собственного счастья на разумном основании есть, по его мнению, основа всякой свободы. Взгляды Локка развивает Готфрид Лейбниц, хотя и в жесткой полемике с ним, разграничивая, прежде всего, понятия свободы воли и ее детерминизма. Психологические исследования Лейбница в основном совпадают с его оригинальными философскими взглядами, в основе которых лежит его витализм и монадология.

Лейбниц: Как уже было мною сказано, повсюду разлита активная первичная сила, которую можно назвать жизнью. Жизнь следует рассматривать как некую силу, неравномерно распределенную по космическому пространству, и каждому телесному образованию присуща своя степень жизненной силы, – соблюдается принцип индивидуальности.

Виктор: И у Вас вновь звучит идея иерархии разумных существ во Вселенной. При этом утверждается, что основа повсюду одна и та же, – живой атом, монада. В этом основной принцип Вашей философии.

Лейбниц: Так как природа может варьировать основами (монадами-духами) до бесконечности, то не существует столь возвышенного духа, над которым не было бы бесконечного множества других, возвышающихся над ним. Главный атрибут такой монады – энергия, сила. При этом, если считать материю способной еще и к ощущению, то можно думать, что для нее не невозможно произвести и источник всех сил, т. е. Бога в бесконечной эволюции. Я не уверен также, нет ли все же разумных существ, стоящих ниже нас. В целом, по-видимому, мы занимаем во Вселенной довольно-таки почетное место среди разумных животных.

Виктор: При этом вновь звучит идея иерархии самих богов: бог творит монады, но и сам является продуктом эволюции монад. Это важнейшая мысль, развивающая идеи эволюции и ведущая, (долженствующая вести) как мною было замечено, даже материалистов к признанию Бога. По Вашему мнению, соответственно, и свобода воли (как некой чистой воли) существует.

Лейбниц: Свобода духа, в противоположность необходимости, относится к чистой воле, рассматриваемой в отличие от разума. Именно в этом случае говорят о свободе выбора, которая заключается в том, что более сильные доводы или впечатления ума не мешают акту воли быть случайным и не сообщают ему абсолютной необходимости. В этом смысле говорят, что разум может детерминировать волю, как бы предъявлять ей свои доводы, не принуждая ее (последнее слово всегда остается за волей – «я хочу»). Такое проявление воли видимо связано и со страстями, ибо воля и разум – две различные способности души. Именно в этом смысле Аристотель удачно заметил, что свободными действиями мы называем не просто те, которые спонтанны, но те, которые вдобавок обдуманны. То есть человек как бы действует по принципу: я все обдумал и взвесил, – но я хочу так, даже если это и противоречит разуму. Эти принципы признания чистой свободы воли взяты мной из размышлений над математическими проблемами бесконечности, – бесконечно малого и бесконечно большого.

Виктор: Вы замечаете, кстати, что и термин «необходимый» требует такого же осторожного обращения, как и термин «свободный». Именно с различной трактовкой необходимости Вы связываете тот факт, что представления о судьбе в различных религиозных учениях трактуются по-разному.

Лейбниц: Мусульманский фатум – совершенно слеп (властвует необходимость и человек бессилен как-то повлиять на свою судьбу, – все предрешено). Христианское Провидение предполагает некую возможность для человека влиять на свою судьбу через богопочитание. При этом необходимость не следует смешивать с детерминацией вообще. Связи и детерминирования в мыслях не меньше, чем в движении, хотя мы не всегда это осознаем. В этом смысле всякий, даже признаваемый свободным акт, в принципе детерминирован. Само случайное, хотя и противопоставляется необходимому, тоже детерминировано, так как ничто не происходит без основания, без некоторого повода, даже когда этот процесс рассматривается как пересечение некоторых причинных рядов взаимодействий.

Чайна: Судьба для Конфуция – это человеческая доля, которую невозможно познать или изменить по своей воле. Ее можно только принимать, храня возвышенное безмолвие. «Жизнь и смерть – судьба», говорит один из его учеников.

Виктор: Таким образом, детерминированность признается всеобщей, хотя при этом отстаивается и свобода выбора человека, т. е. его принципиальная возможность неподчинения законам природы или общества, – при этом и данное неподчинение трактуется все же безусловно детерминированным, хотя в силу бесконечной глубины детерминации оно воспринимается людьми как спонтанное, случайное (это возможно только через принятие концепции бесконечной иерархии миров и богов).

Лейбниц: В целом, действительно, люди способны хотеть не только то, что им нравится, или признается разумным, но и совершенно противоположную вещь для того только, чтобы показать свою свободу. (Существует старое выражение: «Я вижу и одобряю лучшее, а следую худшему»). Но следует иметь в виду, что воля сама может косвенным образом содействовать тому, чтобы что-то нравилось или нет, так что в конечном счете выбор определяется самой свободной волей.

Виктор: У Иммануила Канта развивается идея диалектики свободы и необходимости, их неразрывной связи.

Кант:Свобода воли есть свойство воли быть самой для себя законом. Таким образом, свободная воля и воля, подчиненная нравственному закону, есть одно и то же. Долженствование, выражаемое этим императивом нравственного закона, отображает уже необходимость, но необходимость совершенно особого рода, ибо ее источник, разум, как отображение существования «вещи в себе», существенно отличается от рассудка, отображающего закономерности мира явлений. Таким образом, антиномия свободы и необходимости во многом оказывается мнимой, кажущейся, – свобода и необходимость могут быть совместными характеристиками одного и того же предмета, рассматриваемого и как «вещь в себе» в умопостигаемом мире, и как «явление» мира эмпирического. Оказывается возможным мыслить единство свободы и необходимости, отображающее наличие двух миров, в каждом из которых действуют специфические законы причинности.