Виктор Тростников - Россия земная и небесная. Самое длинное десятилетие

Он крепко пожал мне руку и долго ее не отпускал, потом усадил, предложил дорогие заграничные сигареты (сам некурящий). Первая же его фраза придала разговору тон приятельской, почти интимной беседы.

– Знаем мы о вас, многое знаем, слышали. Знаем, что человек вы толковый, способный. Так вот, между нами, конечно, – какие ваши дальнейшие планы? Не собираетесь же вы в этой шарашке просидеть всю жизнь!

Я впервые услышал столь презрительный отзыв о нашем учреждении и сразу же понял, как он точен. Конечно, шарашка – и ничего больше. И сидеть в ней всю свою жизнь я, конечно, не рассчитывал, это тоже точно. Но какого-то конкретного плана перехода в другое место у меня не было. Ведь я всегда был уверен, что счастье само свалится мне на голову. И самое смешное, что и вправду дождался этого!

Узнав о моей беспечности в отношении собственной судьбы, он сделал озабоченное лицо. Ему приходилось даже это обдумывать за меня. Затем, словно отгоняя поднявшиеся в нем сомнения, воскликнул:

– Нет, нет, там сидеть бессмысленно, там нет никаких перспектив. Совершенно негде развернуться. Нет, нет, надо выходить на другой уровень (эта фраза привела меня в восторг: я и сам был в этом убежден). Прежде всего надо, конечно, вступить в партию (тут меня как ножом по сердцу полоснуло). Рекомендацию вам обещал дать… – Он сделал многозначительную паузу, подмигнул мне и назвал фамилию «работника». – Ас такой рекомендацией, я надеюсь, трудностей при приеме не будет (еще бы!). А там станем думать, станем думать… Да, надо бы вам съездить за границу. На будущий год намечается конференция в Штатах, как раз по вашей специальности, так мы подскажем вашему начальству, чтобы вас направили (опять во мне бурлящий восторг). Вы были в какой-нибудь соцстране?

– Нет, за границей еще нигде не был.

– Тогда обязательно надо съездить сначала в какую-нибудь соцстрану, хотя бы по туристической. Займитесь этим не откладывая.

Тут мое настроение снова упало. Оказывается, чтобы сделать карьеру, я и сам должен энергично стараться. Вообще-то действовать я был готов и даже мечтал о действиях, но о действиях совсем других – интеллектуальных. Я бы с удовольствием написал обзор по отрасли, представил бы свои предложения по улучшению и развитию, а вот беготня за путевками, написание заявлений, прохождение разных комиссий и изменение планов на отпуск меня не устраивали. Кроме того, я совсем не хотел ехать в какой-то там «Румынский Бангладеш» – мне это было неинтересно. Я вообразил себе эту группу награжденных путевками за рубеж провинциальных активистов, вспомнил, как экскурсоводы по каждому случаю рассказывают «старинную легенду» о бедном юноше, полюбившем дочь короля – или на худой конец княжну, представил, как я буду гадать, кто же у нас непременная для каждой группы подсадная утка, и мне стало тошно. Зачем мне все это?

– А зачем нужно в соцстрану?

Он посмотрел на меня с удивлением:

– Как зачем? Такой порядок. После этого легче оформиться и в капстрану. Вы меня поняли?

Сказать, что я в тот момент что-то понял, было бы сильным преувеличением. Но я, несомненно, начал понимать. Все получалось каким-то не таким. То, что ложь и фальшь царят на первом этаже, я знал, но мне казалось, что жители второго этажа от них освобождены и могут друг перед другом не притворяться и не лицемерить. Но это было не так. Уж какие сильные люди пожелали послать меня в Америку, а и им трудно сделать это без моей липовой предварительной поездки в Болгарию или ГДР. О господи, неужели даже на их уровне нельзя обойтись без «туфты»? В чем же тогда их сила?

– Ну вот, в общем, не теряйте времени, начинайте действовать. А то так до пенсии и будете слушать швецовские анекдоты (Швецов – наш остроумец, референт по сельскому хозяйству). Кстати, какие байки новенькие порассказал?

– Сейчас у него все больше про Чапаева идут.

– Ну да, у него всегда сериями. Помню, была серия про сумасшедших, потом «Армянское радио» пошло, потом… Да, вот как раз вчера мне рассказали, послушайте…

И он рассказал мне анекдот – о чем бы вы думали? – о Ленине и Троцком! Разумеется, не злой, построенный на чистой игре слов, но все-таки! Значит, хотел подчеркнуть, что я свой человек для них. И, кроме того, выполнив то, о чем его попросили сверху, чувствовал облегчение и позволил себе расслабиться и отдохнуть. А чья была эта просьба, угадать нетрудно. Бывший батрак моего дяди ради его светлой памяти решил позаботиться о племянничке – позвонил кому следует и сказал: «Помоги молодому человеку! Ну и насчет своей рекомендации в партию упомянул, а это уже придало просьбе оттенок приказа. И вот, «кто следует» сделал все, что от него зависело, и теперь шутил.

Но, по мере того как он становился все непринужденнее, я мрачнел и чувствовал себя все более скованно. Я знал, что это плохо, что я могу этим себе повредить и даже поставить под угрозу так неожиданно открывшуюся передо мной блестящую карьеру, но ничего не мог с собой поделать. ДО МЕНЯ НАЧАЛО ДОХОДИТЬ, и на душе стало скверно и тревожно.

Когда я ехал сюда и даже когда разговор уже начался, я был абсолютно уверен, что сильные мира сего хотят что-то сделать ДЛЯ МЕНЯ. Пусть не за мои личные достоинства, а в память о дяде, но если не быть щепетильным, этот нюанс можно проглотить. А сейчас я увидел всю свою наивность, и мне приоткрылась истина. Они хотели совершить нечто НАДО МНОЙ. Не предоставить мне шанс подняться наверх, оставаясь таким, какой я есть, а изменить меня, сделать меня таким, как они. И они были безукоризненно логичны. Они-то были умные люди, а вот я был в то время безнадежный дурак. Они прекрасно знали, что, если человек внутренне не станет таким, как они, никакая внешняя помощь не поднимет его наверх. Таковы законы природы, и отменить их не в силах никто, даже «самый-са-мый большой начальник». И ведь они были добры ко мне, они действительно сделали все, что могли, причем совершенно бескорыстно. С их точки зрения, они оказывали мне благодеяние. Я ведь мечтал о продвижении на две ступеньки и о заграничных командировках – они мне как раз это и предложили. Мало того, подозревая, что я неграмотен и не знаю законов природы, они терпеливо растолковали мне, как можно этого достичь, их не нарушив. Какие же чувства у меня к ним могут быть кроме благодарности? И какие могут быть претензии?

Никаких претензий. И благодарность я тоже испытывал. Я даже почти любил их. А вот сам себе был ненавистен. Меня жгло мучительное чувство вины и неловкости, как я буду теперь выкручиваться? Такие занятые люди тратили на меня время безо всякой для себя пользы, из одного лишь участия, а я теперь должен им сказать: «Напрасно вы старались, все равно стать таким, как вы, я не могу. Хочется, ох как хочется – ведь тогда и власть, и благоденствие, и собственная машина с водителем, и поездки в капстраны, – а НЕ МОГУ».