Василий Налимов - Разбрасываю мысли

В частности, я хочу отметить изменение взаимоотношений между теорией и экспериментом. Поскольку экспериментальные усилия слишком массивны и трудоемки, а результаты измерений колеблются на пороге восприятия, принятое взаимодействие теории, стимулирующей эксперимент, и эксперимента, проверяющего теорию (что всегда было идеализированной моделью для реальных случаев), теперь явно отошло от фактической картины научной работы и уступило место менее убедительному и гораздо более медленному развитию новых догадок и появлению новых «фактов». Здесь можно провести аналогию с кораблем, исследующим неизвестные воды в условиях нарастающего тумана. История физики элементарных частиц за прошедшие 40 лет – хороший пример изменений картины научного исследования. Ожидания, связанные с возможностями прогноза, критерии многообещающей теории, понятия эффективности экспериментальной работы – все это претерпело изменение, стало гораздо более скромным и изменило методологию, посредством которой ученые проводят исследования и двигаются вперед. Действительно, оценка продвижения стала намного более трудной, менее четкой и более спорной.

Этот измененный сценарий также изменил взаимодействие науки и философии. Между традиционной философией науки и традиционной научной теорией мы наблюдаем теперь внедрение нового типа деятельности, касающейся гипотез относительно общей структуры научной теории, еще непроявленной. Ее можно было бы назвать гипернаукой. Она может включать элементы тематической системы Холтона, но выходит далеко за пределы этой системы. Сошлемся, к примеру, на различие между «фундаменталистской» теорией и теорией bootstrap, что в общем плане является одной из проблем гипернауки.

Новая деятельность, возможно, заметнее всего проявилась в физике в результате достижений Винера, Пригожина, Чу и других ученых. Но подобные явления также очевидны и в биологии, и книга Налимова, предмет анализа данной рецензии, пример тому. Ее подзаголовок – «Вероятностные пути эволюции», однако тематика включает также размышления о роли геометрии в структуре биологической теории.

Работы Налимова отличает широкий охват различных областей естественных и гуманитарных наук, включая лингвистику, исторические рассмотрения, статистику и многое другое. Книга содержит гипотезы, контуры грандиозных построений, размышления, касающиеся оснований будущих теорий. Она прежде всего – результат кабинетной деятельности, отличной от обычной науки, которая всегда более или менее непосредственно опирается на лабораторные исследования. Но и философской в привычном смысле книгу Налимова назвать тоже нельзя. В ней содержится много больше науки и специальных компонентов. Это скорее – гипернаука.

Но почему она имеет отношение к наукометрии? Ответ приходит сам собой. Гипернаука ставит новую проблему перед наукометрией. Маловероятно, что обычные индикаторы, используемые в наукометрии, применимы в анализе, описании и оценке гипернауки. Передача информации не выполняется через традиционные журнальные статьи; сообщество гиперученых слишком мало и слишком отлично от других, чтобы получать отклики от коллег; влияние на человеческую деятельность за пределами науки в коротком интервале времени маловероятно и воздействие на традиционную часть науки также проблематично. Кроме того, многие уважаемые ученые традиционного толка с традиционными задачами нашли бы книгу Налимова вненаучной и фактически бесполезной в «реальной» научной работе.

Однако возможно, что гипернаука не только законная часть науки, но в будущем – кардинально существенная ее часть, необходимый шаг в разработке «научного метода», без которого мы не сможем развиваться дальше. Наукометрия могла бы высказаться на этот счет, но в своей нынешней форме сделать это не может.

Даже стиль изложения гипернауки отличен. Рискуя быть пристрастным или тенденциозным, цитируя без контекста, приведу два абзаца из книги Налимова, чтобы проиллюстрировать стиль:

Это несуществование сущего в спонтанно распаковываемой нераспакованности. В том, что не распаковано, как не распакован континуум, не может не существовать все. В том, что распаковано через вероятностно взвешенную размытость, не может существовать ничто, так как в нем все равно содержится все (с. 95).

Но главное для нас – это позитивная сторона: возможность показать правомерность представлений о вероятностной, т. е. по существу геометрической онтологии мира, где движущим началом является не закон, а спонтанность – та спонтанность, которая обретает контуры научности, будучи записанной на языке модельных представлений (с. 97).

Один из способов проверки утверждений научной теории, вызывающей сомнения, состоит в том, чтобы предложить автору произвести вычисления, оценивающие прогностическую способность его теории. К сожалению, применить такие критерии к гипернаучным текстам было бы явно несправедливо и не по существу. Гипернаука не заявляет теорию – она только показывает, как можно строить теории, а это фактически не поддается проверке.

Или возьмем проверенную временем технику объединения в кластеры и конструирования интеллектуальных историй на базе ссылок в научных текстах. Трудно понять, как такой метод можно использовать применительно к ссылкам в списке литературы в книге Налимова, включающем 200 наименований, среди которых – А Guide to the I Ching и рядом с ней – Gravitation, или статьи с такими заглавиями, как Honey Bee Navigator, Une theorie dynamique de la morphogenese, Tolerance spaces and the brain и The mysterious number of 137 (автор последней не кто-нибудь, а Макс Борн). Заключая, можно сказать, что книга Налимов содержит далеко идущие послания физикам, биологам и другим естествоиспытателям. Она также ставит задачи и перед наукометрией: за изменением методологии науки должны следовать изменения наукометрических инструментов и методов, чтобы соответствовать задачам анализа науки как процесса человеческой деятельности.

Перевод с английского языка Ж.А. Дрогалиной

Фиорд

Событие

Апокриф

Благая весть

Этюд. Осень

Красная пустыня