Василий Налимов - Разбрасываю мысли

Мы сейчас приходим к следующему выводу: граница между живым и неживым размывается. Живым хочется называть все то, что сопричастно спонтанности, т. е. то, что совершенно (принципиально) непредсказуемо . Все живое в спонтанности своего проявления несет в себе те или иные черты сознания.

Повторяю: мы еще не готовы к тому, чтобы дать развернутую модель Универсального – неперсонифицированного сознания. В самой общей формулировке сознание – это свободное осознание самого себя. Универсальное сознание – это осознание Вселенной самой себя.

В развиваемой нами модели Разум человека представляется как бы двухслойным. С одной стороны, он опирается на изначальную заданность семантического континуума (статического по преимуществу), с другой стороны, на динамическое начало – Космический разум. Человек принадлежит обоим мирам одновременно. Он соприкасается с динамизмом Космического разума, когда генерирует фильтры, реинтерпретирующие тексты, опираясь на статически заданный континуум элементарных смыслов. (Упакованные на числовом континууме смыслы могут перегруппировываться, но это особая ситуация – семантическая революция.) Другое проявление Космического сознания – это биологический эволюционизм, задающийся генерированием фильтров, квантующих континуум морфофизиологических признаков (придание признакам селективности, образующей индивидуальные биологические тексты).

Сознание многообразно по возможностям своего проявления. Можно говорить и о квазисознании , реализующемся непосредственно (без обращения к континууму смыслов) в физической материальности Мира. В микромире это реализуется через спонтанное поведение частиц, в макромире – через спонтанное появление фундаментальных физических констант и, наверное, как-нибудь еще.

Сказанное здесь является компендиумом нижеследующих работ автора:

1. Налимов В.В. 1989. Спонтанность сознания. Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности. М.: Прометей, 287 с.

2. Nalimov V.V. 1989. Can philosophy be mathematized? Probabilistic theory of meanings and semantic architectonics of personality. Philosophia Mathemati-ca. An International J. for the Philosophy of Modern Mathematics, Series II, vol. 4, № 2, p. 129–146.

3. Налимов В.В. 1991. Как возможна математизация философии. Вестник Mосковского университета. Серия 7. Философия. № 5, с. 7—17.

4. Nalimov V.V., Perevozsky T.A. 1991. Metaphysics of consciousness. Research Notes and Memoranda of Applied Geometry for Prevenient Natural Philosophy Post Raag Reports, № 239, April, p. 1—12.

5. Nalimov V.V. 1992. Spontaneity of consciousness. An attempt of mathematical interpretation of certain Plato’s ideas. In: Carvallo M.E. (ed.). Nature, Cognition and System II. Dordrecht: Kluwer Academic Publs., p. 313–324.

6. Налимов В.В. 1993. В поисках иных смыслов. М.: Прогресс, 261 c.

7. Налимов В.В. 1994. На грани третьего тысячелетия. Что осмыслили мы, приближаясь к XXI веку. (Философское эссе). М.: Лабиринт, 73 с.

Дальнейшая разработка поставленных здесь проблем продолжается. Когда-то давно академик А.Н. Колмогоров говорил мне, что у нас есть по крайней мере одно существенное преимущество – «мы можем мыслить вероятностно». В своих философски ориентированных работах я опираюсь на математические представления. Отсюда возникает вопрос: можно ли математизировать философию , скажем, так, как это имеет место в физике и космологии? Философия должна будет, как мне представляется, сомкнуться с наукой, а возможно, и с религией, если она готова откликаться на современные проблемы. Фундаментальным остается вопрос – почему описание Мироздания должно базироваться только на Аристотелевой логике? Может быть, необходимо разрабатывать также и вероятностную логику , ценность которой состоит в том, что она выходит за рамки причинности и оперирует со спонтанностью, опираясь на вероятностную размытость описания явлений, открывая новый взгляд на Мир.

«Русский провидец» – так в одном из американских журналов была названа статья о Василии Васильевиче Налимове – ученом, судьба которого по-русски нелепа, драматична, а порой и фантастична.

Не получив возможности закончить физико-математический факультет Московского университета из-за морально-политического конфликта с комсомольской организацией, он много позже стал профессором этого университета, где в течение 10 лет работал первым заместителем крупнейшего математика нашего времени академика А.Н. Колмогорова, руководившего Межфакультетской лабораторией статистических методов.

Восемнадцатилетний гулаговский период его биографии, включающий тюрьмы, лагеря и ссылки, был не просто «драматическим недоразумением», но результатом сознательного сопротивления свободного философа тоталитарной идеологии. Воспитанный учителями одного из направлений западного эзотеризма, через всю жизнь он пронес идеи христианского анархизма.

Характеризуя одну из книг Налимова, рецензент уподобил многообразие ее идей «пиру», где каждый может найти что-то свое на столь изобильном «столе».

Эту метафору можно отнести ко всем работам Налимова.

От имени журнала беседу с В. Налимовым провели Ж. Дрогали-на, научный сотрудник МГУ имени М.В. Ломоносова, и К. Зуев, редактор журнала Общественные науки и современность (ОНС).

«ОНС».Расскажите прежде всего о Ваших публикациях.

В.Н.Моя первая (совместная) статья, посвященная изучению фотоэлектрического эффекта, вышла в 1933 г. одновременно в русском и немецком журналах. За время, прошедшее с тех пор, опубликовано более 150 статей и 13 книг [194]. Темы публикаций многообразны – долгое время они определялись не только моими желаниями, но и «производственными интересами». И все же основной задачей своей жизни я считал разработку вероятностного подхода не только применительно к проблемам техники и науки, но и к проблемам философии [195]. В последние два десятилетия философская тема стала доминирующей. Во многом мне помог А.Н. Колмогоров: не раз он говорил о том, что наше основное преимущество – это умение вероятностно мыслить. Он закрепил за мною право заниматься тем, что меня волнует. Мои работы публиковались во многих странах мира, некоторые – только за рубежом, так как бывший Главлит давал разрешение лишь «на вывоз» – здесь публиковать было нельзя. И в то же время в зарубежных издательствах я столкнулся со своеобразной «цензурой рынка» – надо, чтобы книга оставалась в рамках утвердившейся научности или не была бы слишком сложной. Моя основная философская работа Спонтанность сознания. Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности [1989] до сих пор остается не изданной на Западе [196]. Одно хорошо известное европейское издательство даже прислало мне близкую по теме книгу, в качестве образца, за пределы которого выходить не рекомендуется. В другом издательстве при подготовке к изданию книги, посвященной бессознательному, первая глава, содержащая немного математики, перенесена в конец книги – иначе, говорят мне, читатели испугаются и не будут покупать. Американские издатели сообщили мне, что моя основная книга содержит слишком много математики и потому недоступна рядовому читателю, к тому же охватывает слишком много тем, и потому неясно, в какую серию ее помещать, а значит, неизвестно, как быть с рекламой. А у нас в России книга быстро разошлась тиражом 10000 экземпляров. Да, говорят, книга трудная – многие читают ее со словарями. Но все же читают. А не сумевшие купить ждут своей очереди. По-видимому, русский читатель интеллектуально не так изнежен, как западный.