Иоганн Гёте - Учение о цвете. Теория познания

Вслед за этим, в четвертом отделе нашей работы, мы дали общее выражепие всему, что высказывалось до этого о цветах, находящихся в разнообразных, особых условиях; здесь, собственно, и дан набросок будущего учения о цветах. В настоящую минуту мы, забегая вперед, скажем лишь следующее. Для возникновения цвета нужны свет и темнота, светлое и темное или, чтобы пользоваться более общей Формулой, свет и не — свет. Непосредственно около света возникает цвет, который мы называем желтым; другой возникает непосредственно около темноты, его мы обозначаем словом синий. Эти два цвета, если взять их в самом чистом состоянии и смешать между собою так, чтобы они находились в полиом равновесии, создают третий цвет, который мы называем зеленым. Но и в отдельности из этих двух цветов может возникнуть новое явление, когда они сгущаются или затемняются. Они приобретают тогда красноватый оттенок, который может достигать такой высокой степени, что первоначальный синий и желтый цвет с трудом можно признать. Однако самый яркий и чистый красный цвет можно, преимущественно в Физических случаях, получить, соединив оба конца желтокрасного и синекрасного. Вот живое воззрение на явление и возникновение цветов. Но можно также рядом со специфически закопченным синим и желтым цветом принять законченный красный и получить регрессивно, путем смешения, то, чего мы достигли прогрессивно, посредством интенсификации. С этими тремя или шестью цветами, которые легко включить в один круг, единственно и имеет дело элементарпое учение о цветах. Все остальные, до бесконечности меняющиеся оттенки относятся больше к прикладной области; их место в технике живописца, маляра, вообще — в жизни.

Выскажем еще одно общее свойство: всякий цвет нужно рассматривать, несомненно, как полу — свет, полу — тень; вот почему, когда разпые цвета, смешиваясь, взаимно погашают специфические свойства друг у друга, получается что — то теневое, серое.

В пятом отделе мы попытались изложить тс родственные связи, в которых паше учение о цветах желало бы находиться с остальными областями знания и деятельности… Со стороны философэ мы, думается, заслужили благодарность за попытку проследить явления до их первоисточников, до того пункта, где мы находим в пих только явление и бытие и где они не поддаются дальнейшему об’яснению. Оп должен быть также доволен, что мы расположили явления в легко обозримом порядке, если даже он и не вполне одобрит этот порядок.

В особенности надеемся мы расположить в свою пользу врача, главным образом того, призвание которого — наблюдать и поддерживать орган зрения, устранять его недостатки и исцелять его заболевания. В отделе о Физиологических цветах, в приложении, затрагивающем цвета патологические, он будет в своем царстве. Усилиями врачей, в наше время так счастливо работающих в этой области, будет, без сомнения, тщательно разработан этот первый, до сих пор находящийся в небрежении н, ртожно сказать, важнейший отдел учения о цветах.

Дружелюбнее всех должен бы принять нас физик, так как мы даем ему возможность излагать учение о цветах в ряду всех остальных элементарных явлений, пользуясь при этом единообразным языком, даже почти теми же словами и знаками, как в остальных рубриках…

Химик, обращающий внимание на цвета как на критерии, чтобы обнаружить более скрытые свойства тел, встречал до сих пор не мало препятствий при наименовании и обозначении цветов; при ближайшем и более тонком исследовании появилась даже склонность смотреть на цвет как на ненадежный и обманчивый признак при химических операциях. Мы надеемся, однако, нашим изложением и предложенной номенклатурой снова восстановить их честь и пробудить убеждение, что это возникающее и исчезающее, нарастающее, подвижное, способное оборачиваться явление не только пе обманчиво, а, напротив, в состоянии раскрыть самые топкие проявления природы.

Озираясь дальше вокруг, мы испытываем страх пе угодить математику. Благодаря удивительному стечению обстоятельств, учение о цветах было включено в царство математика, поставлено перед его трибуналом, где ему не место. Это случилось вследствие его родства с остальными законами зрения, разрабатывать которые собственно и был призвал математик. Это случилось также и потому, что великий математик взялся за обработку учения о цветах и, впав в ошибку в качестве Физика,пустил в ход всю силу своего таланта, чтобы придать своему заблуждению внутреннюю связность. Раз будет понято то и другое, всякое недоразумение должпо быстро рассеяться, иматематик охотно станет номогать в обработке особенно Физического отдела учения о цветах [4] В патом отделе, развивая эту мысль, Гёте говорят: «Кто не согласится с тем, что математика, как один из самых дивных человеческих органов, принесла Физике много пользы? Но! что, благодаря ложному применению ее метода, она и не мало повредила этой науке, этого тоже нельзя отрицать…» ).

Кому наша работа должна быть безусловно желанной, так это технику, красильщику: как раз те, кто задумывался над явлениями окрашивания, были менее всего удовлетворены существующей теорией. Они были первые, заметившие недостаточность учения Ньютона. Большая ведь разница, с которой стороны подходишь к какой — нибудь отрасли знаний, к какой — нибудь науке, в какие ворота вступаешь в нее. Настоящий практик, Фабрикант, иа которого ежедневно властно напирают явления, который испытывает пользу или вред от применения своих убеждений, для которого не безразлична потеря времени и денег, который хочет итти «Перед, который должен добиваться достигнутого другими и перегонять их, — такой человек почувствует гораздо скорее всю пустоту и ложность какой — нибудь теории, чем ученый, который, в конце концов, принимает освященные традицией слова за чистую монету, чем математик, Формула которого остается правильной и тогда, когда матерьял, к которому она применяется, вовсе пе подходит к пей. А так как и мы подошли к учению о цветах со стороны живописи, со стороны эстетической окраски поверхностей, то больше всех должен быть благодарен нам живописец, если — в шестом отделе — мы попытались определить чувственное и нравственное влияние цвета и приблизить его таким образом к художественной практике. Если здесь, как и в других отделах, иное осталось всего лишь эскизом, то ведь все теоретическое должно, собственно говоря, только наметить основные черты, в пределах которых может затем проявиться живое дело, достигая законосообразного творчества.

От Физика нельзя требовать, чтобы он был философом; но можно ожидать от него философского образования, достаточного для того, чтобы основательно отличать себя от мира и снова соединяться с ним в высшем смысле. Он должен образовать себе метод, согласный с наглядным представлением; он должен остерегаться превращать наглядное представление в понятия, понятие в слова и обходиться с этими словами так, словно это предметы; он должен быть знаком с работой философя, чтобы доводить Феномены вплоть до философской области.