Вячеслав Шупер - Великая ошибка Карла Поппера: открытое общество в условиях антинаучной революции

Пожалуй, единственное, в чем можно не согласиться с автором блестящей статьи «Враги трудового народа», пространно цитированной выше, так это в том, что в развитых странах трудящиеся не желают переучиваться и получать новую, постиндустриальную профессию. В подавляющем своем большинстве они не могут этого сделать, поскольку несколькими десятилетиями раньше добились не всеобщего среднего образования, а превращения его в совершеннейшую фикцию. И это еще раз подтверждает мысль об антиглобализме как о ярком проявлении восстания масс. Современные луддиты, разрушающие уже не машины, а мировой экономический порядок, но по тем же самым мотивам, значительно более опасны, нежели их предшественники конца XVIII в., ибо все это происходит в мире, хоть и несравненно более экономически развитом и политически просвещенном, но несравненно менее стабильном. (93:)

Дискуссия разделила участников чтений не на сторонников либеральной модели и несуществующего третьего пути, как это могло поначалу показаться, а на тех, кто относит себя к наследникам идей Просвещения и тех, кто считает, что, либо тогда был взят неправильный курс, либо его, как минимум, надо сменить сейчас. В блистательном докладе С. П. Курдюмова, завершившим чтения (его текст был подготовлен для публикации совместно с Е. Н. Князевой), высказывается мысль о том, что «золотой миллиард» страшно оторвался от остального человечества, что в соответствии с законами эволюции сложных неравновесных систем, нарастание внутренних различий сверх определенных пределов должно привести к кризису, к выравниванию уровней развития, т. е. к деградации условий жизни в наиболее развитых странах. Другим путем к в значительной мере сходным выводам пришел О. И. Шкаратан, склонный видеть в Китае будущего лидера мирового развития, создавшего коллективистскую цивилизацию, возможно, более успешную, чем атлантическая, основанная на индивидуализме.

С совершенно иных позиций выступали С.П.Капица и А.Г.Вишневский, ожидающие сокращения разрыва между «золотым миллиардом» и остальным человечеством не от отката назад «золотого миллиарда», а от стабилизации остальных миллиардов, от прекращения роста населения в развивающихся странах в результате демографического перехода. Именно это должно создать условия для их развития. И едва ли был услышан в пылу дискуссии тихий голос А. Д.Арманда, предположившего, что прекращение демографического роста будет сопровождаться переходом общества в совершенно иное состояние, при котором материальное потребление будет все более вытесняться нематериальным. Это уже сейчас происходит в наиболее развитых странах. Вероятно, страны третьего мира, прежде чем встать на путь нематериально потребления, переживут бурный рост потребления материального — им надо этим переболеть, ибо эта для них это будет именно та «высокая болезнь», которая позволяет вырваться из нищеты и жить с достоинством. Для них бурный рост материального потребления станет таким же этапом в развитии общества, как развитие черной металлургии, или других отраслей, от которых постепенно избавляются развитые страны.

Однако постиндустриальное общество, оно же информационное, он же сетевое, это будущее для всего человечества. Продвижение к нему требует не столько громадных вложений в образование, хотя и их тоже, сколько изменения отношения к человеку, решительное противостояние инфантилизации общества путем восстановления чувства ответственности. Начиная со школьной скамьи. Если в развитых странах пойдет на убыль восстание масс, мир в целом станет более рациональным и предсказуемым. Это позволило бы не допустить опасного роста нестабильности в крупнейших странах третьего мира, способной создать угрозу всему цивилизованному человечеству.

Место России в современном мире зависит прежде всего от того, как мы оцениваем этот мир. Даже рассмотрение проблем самой России наиболее плодотворно именно в мировом контексте, на что указал в выступлении на «круглом столе» С. П. Капица. Участников чтений можно условно подразделить на монистов и дуалистов, исходящих, соответственно, из существования единого пути цивилизационного развития и наличия двух совершенно различных цивилизаций. В отличие от философии, здесь нет, тем не менее, непроходимых (94:) естественных преград, разделяющих эти два подхода. Дуалисты правы, утверждая, что заимствование техники жизни вовсе не обязательно сопровождается заимствованием ценностных систем. Да, действительно, Китай не создал никакой особой велосипедной цивилизации и идет тем же путем автомобилизации, что и все прочие страны, но в Китае осужденных казнят на переполненных стадионах, чего в нашем отечестве не было даже в самые страшные годы массового террора.

Однако никогда не следует забывать историю тех североамериканских индейцев, которые заимствовали колесо как полезное техническое нововведение, позволявшее «повысить эффективность» кочевого образа жизни. При этом применение колеса потребовало строительства дорог, а последнее — перехода к оседлому образу жизни. Исключительное своеобразие японской культуры не стало непреодолимым препятствием для использования таких социальных технологий, как представительная демократия, разделение властей и многое другое. Национальное своеобразие, хваленый коллективизм, которые на протяжении нескольких десятилетий были важнейшим фактором развития японской экономики, к концу ХХ в. превратились из преимущества в недостаток. Это относится, прежде всего, к такому социальному институту, как система пожизненного найма, что блестяще показал кризис «Ниссан». После приобретения «Рено» 37,5 % акции этой терпевшей финансовое бедствие компании, во главе ее был поставлен французский топ-менеджер Карлос Гон, сделавший то, о чем не мог даже помышлять ни один его японский коллега. Он закрыл сразу несколько нерентабельных заводов и уволил их персонал.

Менее чем через два года «Ниссан» стала приносить прибыль, а Гон, что значительно важней для нас в аспекте дискуссий о монизме или дуализме цивилизационного развития, стал в Японии национальным героем. В этой культуре успех, кстати говоря, ценится еще выше, чем в американской. Существуют и еще более убедительные примеры: на наших глазах весьма успешно развивавшиеся Южная Корея и Тайвань перешли от довольно омерзительных тоталитарных режимов к демократии именно в западном понимании этого слова, причем во главе упомянутых стран встали недавние диссиденты, подвергавшиеся жестоким репрессиям. Совсем как в самом сердце Европы!

Впрочем, всякая аналогия хромает, а примеры ничего не доказывают. Мы можем только напомнить еще раз, что развитие экономики в сколько-нибудь длительной перспективе требует раскрепощения личной инициативы, а последняя — свободы личности и уважения прав человека. Именно в этом — и, к сожалению, только в этом — кроется причина успехов западных идей экономической и политической свободы и уважения прав человека, которым сам Запад следует, увы, далеко не всегда. Однако нам было бы лучше критиковать именно сам Запад, а не его принципы. Мы должны вдохновляться словами Отца Тейяра де Шардена «… от одного края света до другого все народы, чтобы остаться человечными или стать таковыми еще больше, ставят перед собой упования и проблемы современной Земли в тех же самых терминах, в которых их сумел сформулировать Запад» (Тейяр де Шарден, 1965).