Коллектив авторов - История философии

Творчество – процесс демиургический, созидательный. Оно всегда прирост, прибавление, создание нового, небывшего в мире – ничто стало чем-то, небытие стало бытием. Творчество определяет вечный процесс созидания: появление нового – бесконечный путь прогрессивного развития человека и мира. Творческий характер природы человека позволяет ему познавать мир и творить его. В этом контексте творчество оказывается имманентно свободе, так как воплощает, реализует онтологический, бытийный процесс. Свобода должна определять всю жизнь человека, а следовательно, и мира. Русского мыслителя постоянно мучит классическая для философии проблема – человек рожден быть свободным, однако он всегда пребывает в оковах, причем чаще всего в оковах, сотворенных им же. Поэтому степень овладения свободой кажется Бердяеву определяющим показателем жизни человека и общества. Экзистенциалы человеческого бытия опосредуются прежде всего свободой. Поэтому своеобразие своего философского типа Бердяев видит прежде всего в том, что он положил в основание философии не бытие, а свободу. В конечном итоге свобода – результат творческого процесса как бытия. Свобода, по Бердяеву, коэнгруэнтна и имманентна бытию, поэтому постижима только мистически, точнее, является производной от мистического опыта человека. Поэтому философ пытается охарактеризовать свободу как «первоначальную, безосновную, ни в чем не выразимую бездну, абсолютную, иррациональную, ни соизмеримую ни с какими нашими категориями». За этой чертой разум бессилен. Он не в состоянии выразить невыразимое. Остаются только мистические озарения, к которым апеллирует русский мыслитель. Правда, он отстаивает прозревающую мистику, которая и есть религия. Последняя своими догматами описывает константные точки бытия, тем самым давая человеку путеводную нить в осмыслении и понимании собственного мистического опыта.

Творчество и свобода для Бердяева – понятия христианские, религия превращается у него в оправдание мира земного, поскольку выражает истину вечного и духовного мира горнего. Отсюда богостроительские увлечения русского мыслителя, попытки доказать укорененность религиозных истин в жизни человека и общества, их регулятивную роль в историческом развитии. Именно несвобода реального, земного, тварного состояния человека заставляет последнего взыскивать свободы, а следовательно, творчески развиваться. Только так человек может преодолевать реальное рабское существование в обществе, зачастую не осознанное рабство социального и духовного бытия. Человек благодаря свободе вырывается из этих пут, самостоятельно определяя перспективы бытия и развития. В таком контексте «свобода есть моя независимость и определяемость моей личности изнутри и свобода есть моя творческая сила, не выбор между поставленными передо мною добром и злом, а мое созидание добра и зла». Созидание же всегда является результатом действия творческой силы, каковой русский мыслитель вопреки традиции делает личность, а не народ. «Народолюбивое затмение ума», столь типичное для русской общественной мысли, Бердяев сумел преодолеть еще на опыте русской революции 1905 г., в которой (как и в других революционных событиях) проявились моральная анархия и хулиганский нигилизм народа. Только личность, по мнению философа, может быть творческой свободной монадой, реализующей интенции человеческого существования.

Философия творчества Бердяева носит открытый персоналисти-ческий характер. Личность, персона – альфа и омега философской рефлексии, реализующейся в христианской антропологии. Бердяев сумел точно сформулировать особенности собственной философской инновации: «В центре моей мысли всегда стояли проблемы свободы, личности, творчества, проблемы зла и теодиции, т. е., в сущности, одна проблема – проблема человека, его назначения, оправдания его творчества».

Творческое, божественное начало человеческого существования закономерно реализуется в философских штудиях русского мыслителя, в его учении об экзистенции и объективации.

Поскольку человек, личность является исходным и конечным элементом философской рефлексии, он описывается как духовная монада. «О духе, – утверждает Бердяев, – нельзя выработать понятия. Но можно уловить признаки духа. Можно сказать, что такими признаками духа являются свобода, смысл, творческая активность, целостность, любовь, ценность, обращение к высшему божественному миру и единению с ним». Человеческая природа при таком подходе одухотворяется, и единственной основой осмысления действительности становится человек как экзистенциальный субъект. Последний и есть определенная данность сознания, духа, который через механизмы самоосмысления собственного существования описывает мир, лежащий вне человека. Проблема «Я и мир» становится ключевой для философской реконструкции действительности.

Экзистенция в качестве подлинного бытия всегда первична по отношению к реально существующему природному и социальному миру. Последний лишен основополагающих качеств истинного бытия (господство необходимости, а не свободы и т. д.). Он фактически является результатом объективации духа, его опредмечивания, материализации. Именно механизм объективации трансформирует дух в реальность, чистую экзистенцию – в материальную действительность. «Объективной реальности, – утверждает русский мыслитель, – не существует, это лишь иллюзия сознания, существует лишь объективация реальности, порожденная известной направленностью духа». Объект, объективный мир в результате оказывается порождением субъекта, своеобразной материализацией истинного бытия (экзистенции). Бердяев понимает, что при таком подходе неизбежно возникает ловушка берклианства, фактически растворяющая действительность в субъективных ощущениях и ведущая к агностицизму. Дистанцируясь от крайностей берклианства и махизма и опираясь на разработанную Э. Гуссерлем теорию интенциональности, русский мыслитель подчеркивает, что объективизация мира совершается через интенциональный акт экзистенции. Бердяев так описывает основные признаки процесса объективации: 1) отчужденность объекта от субъекта; 2) поглощенность неповторимо-индивидуального, личного общим, безлично-универсальным; 3) господство необходимости, детерминация извне, подавление и закрытие свободы; 4) приспособление к массовости мира и истории, к среднему человеку, социализация человека и его мнений, уничтожающая оригинальность». Развертывание и аргументация каждого из этих признаков позволяют философу создать панорамную картину исторического бытия, развития человека и общества.

Подчеркнем направленность мысли русского философа на объяснение исторической, социальной жизни человека. Это закономерно и типично для антропологической философии. Мир экзистенциальных субъектов в условиях социальной объективации резко сужает возможности их духовного взаимодействия. В обществе господствует коллектив, социальные взаимосвязи механистичны. Да и само общество в результате оказывается системой, в которой «общественные отношения человека с человеком представляются реальностями, находящимися вне людей и над людьми». Человек в таком обществе лишен «свободной интимности» отношений. Его существование и перспективы развития определяются прежде всего коллективом, т. е. не непосредственным взаимодействием человека с человеком, диалогом личностей, а взаимодействием через отношение каждой личности к коллективу. Человек оказывается прежде всего членом коллектива, объектом при взаимоотношениях с другими людьми, становится носителем норм коллектива, жизнь которого регламентируется безличным законом, устанавливающим общеобязательные нормы и не оставляющим места для совести и других нравственных регуляторов. В таком обществе господствует человек, утративший индивидуальность, конформистски подчиняющийся правовым нормам. Это торжество массы над личностью, количественного равенства над качественным неравенством. Этот процесс завершает и санкционирует государство, ставшее главным субъектом общественной жизни, превратившее человека в объект манипуляций. Поэтому государство для Бердяева есть наиболее яркое и трагическое воплощение антиперсоналистического духа. Следует отметить блестящий критический анализ как русского, так и западноевропейского общества XX в., присутствующий во многих произведениях русского мыслителя.