Надежда Бряник - История и философия науки

Хотя я и принял реализм, я не признавал диалектики и исторического материализма – склонность к абстрактным аргументам (еще один позитивистский пережиток) была все еще слишком сильна во мне. Сегодня черты диалектики и материализма по Сталину кажутся мне более предпочтительными в сравнении с чрезмерно усложненными и громоздкими стандартами современных друзей разума.

С самого начала наших дискуссий Холличер недвусмысленно дал понять, что он коммунист и будет стараться убедить меня в интеллектуальных и социальных преимуществах диалектического и исторического материализма. Не было лицемерных заверений типа «Я могу ошибаться, а вы, может быть, правы, но вместе мы придем к истине», которыми «критические» рационалисты любят прикрывать свои попытки идеологической обработки, но о которых они тотчас же забывают, как только их позиция оказывается под угрозой. Не прибегал Холличер и к нечестному эмоциональному или интеллектуальному давлению. Разумеется, он критиковал мои взгляды и продолжает делать это до сих пор, однако наши личные отношения никогда не страдали от моего нежелания следовать за ним в решении тех или иных вопросов. Поэтому-то Вальтер Холличер был настоящим учителем, в то время как Поппер, с которым я также был хорошо знаком, остался лишь пропагандистом.

Однажды Холличер спросил меня, не хочу ли я стать ассистентом Брехта (по-видимому, было свободное место, и оно было предложено мне). Я отказался. Теперь я думаю, это была одна из величайших ошибок в моей жизни. Обогащение и изменение знаний, эмоций, предрасположений с помощью искусства теперь представляется мне гораздо более плодотворным и гуманным занятием, чем попытка влиять (только) на мышление и (только) посредством слова. И если сегодня лишь около 10 % моих способностей получило развитие, то это обусловлено ошибочным решением, принятым мною в 25 лет.

С Поппером я встретился в Альпбахе в 1948 г. Я был восхищен его свободными манерами, его самоуверенностью, его непочтительностью к немецким философам, известным своими разнообразными публикациями, его чувством юмора (да, сравнительно мало известный Карл Поппер 1948 г. сильно отличался от официального сэра Карла более позднего времени). Меня привлекала также его способность излагать сложные проблемы простым и живым языком. Здесь он проявлял свободу мысли, радостно развивал свои идеи, не заботясь о реакции «профессионалов». Что же касается самих этих идей, то здесь дело обстояло несколько иначе. С дедуктивизмом членов нашего кружка меня познакомил Крафт, который разработал его раньше Поппера. Фальсификационистская философия считалась несомненной на физическом семинаре конференции под председательством Артура Марча, поэтому мы не вполне понимали, в чем тут дело. «Философия должна находиться в ужасном положении, – говорили мы, – если такие тривиальности считаются важными открытиями». По-видимому, и сам Поппер в то время не придавал слишком большого значения своей философии науки, так как, когда его попросили прислать список публикаций, он включил в него «Открытое общество», опустив «Логику научного открытия».

Находясь в Лондоне, я внимательно читал «Философские исследования» Витгенштейна. Страдая склонностью к педантизму, я переписал эту книгу таким образом, чтобы она больше походила на трактат с последовательной аргументацией. Часть этого трактата была переведена на английский язык Э. Эскомб и опубликована в виде обзора в «Philosophical Review» (1955). Я посещал также семинар Поппера в Лондонской школе экономических и социальных наук. Идеи Поппера походили на мысли Витгенштейна, однако отличались большей абстрактностью и безжизненностью. Меня это не пугало, а, напротив, усиливало мою собственную склонность к абстрактности и догматизму. В конце моего пребывания в Лондоне Поппер предложил мне стать его ассистентом. Я отказался несмотря на то, что был разорен и не знал, где смогу достать себе кусок хлеба. Мое решение не опиралось на ясные размышления, но я чувствовал, что, не имея четкой философской позиции, лучше бродить в обширном мире идей самостоятельно, чем под руководством ритуалов «рациональной дискуссии». Спустя два года Поппер, Шрёдингер и мое собственное нахальство нашли мне работу в Бристоле, где я начал читать лекции по философии науки.

1. Почему П. Фейерабенд сравнивает науку именно с мифами и религией?

2. Как автор аргументирует необходимость отделения науки от государства?

3. Почему наука, по П. Фейерабенду, недемократична?

4. Какой должна быть наука в свободном обществе с позиции П. Фейерабенда?

Считается, что идеи Н. Коперника стимулировали первую научную революцию. В связи с этим интересно обратить внимание на оригинальное название труда ученого – «De revolutionibus orbium coelestium».

Планеты равномерно движутся по окружности (эпициклу), центр которой движется по другой окружности – деференту.

Шварц А. С. Математические основы квантовой теории поля. М.: Атомиздат, 1975.

Smolin L. The Trouble with Physics: The Rise of String Theory, the Fall of a Science, and What Comes Next. Boston: Houghton Mifflin, 2006. Ли Смолин – американский физик-теоретик, знаменит вкладом в разработку теории петлевой квантовой гравитации (пытается доказать, что указанная теория и теория струн описывают разные аспекты одних и тех же подлежащих физических явлений; согласно теории петлевой квантовой гравитации, пространство и время состоят из дискретных частей, соединенных определенным образом, на больших масштабах «склееные» части пространства и времени переходят в непрерывное пространство-время), выступил против использования антропного принципа в науке, является автором таких нашумевших книг по общим проблемам развития современной физики как «Жизнь Космоса» (1999), «Три дороги к квантовой гравитации» (2001), «Неприятности с физикой» (2006).

Имеется в виду, что математически стандартная модель состоятельна, но имеет слишком большое количество определяемых экспериментами величин (около двадцати констант). Каждая такая константа означает, что имеется некоторый физический принцип, определяющий ее величину, который нами игнорируется. Если физика стремится объяснить все физические явления, то таких констант быть в теории не должно.

См. анализ проблемы обоснования математики, например, в работе: Клайн М. Математика: Утрата определенности. М.: Мир, 1984.

См.: Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб.: Университет. книга, 1997; Фуко М. Надзирать и карать: рождение тюрьмы. М.: Ad Marginem, 1999.

Извлечения из кн.: Вернадский В. И. Философские мысли натуралиста. М.: Наука, 1988. 520 с.