Чарльз Талиаферро - Доказательство и вера. Философия и религия с XVII века до наших дней

Возражение 3. Доказательство полагает спорный вопрос решенным. Если вы уже являетесь дуалистом, то будете верить в то, что можете существовать без вашего тела, и наоборот. Но очевидно, что ни один материалист не примет это. Доказательство является бесполезным.

Ответ. Удивительно, но многие материалисты соглашаются, что, как кажется, возможно существовать без своего тела. Вот признание современного материалиста Д. М. Армстронга:

Но кажется, что бестелесное существование является совершенно постижимым предположением… Рассмотрим случай, когда я лежу в постели ночью и размышляю. Очевидно, что логически возможно, что я мог бы быть имеющим те же самые переживания, но при этом вообще не обладать телом. Несомненно, что в этот момент у меня есть определенные соматические, то есть телесные ощущения. Но до тех пор, пока я лежу, они не будут особенно отчетливыми по своей природе, и я не могу видеть ничего самопротиворечивого в том предположении, что они ни с чем не согласуются в физической действительности. При этом я не нуждаюсь в каких-либо сомнениях в моей идентичности [213].

Очевидная отделимость души и тела признана рядом материалистов в качестве проблемы. Они, конечно же, полагают, что должны быть более веские причины, чтобы не принимать какую бы то ни было доказательную силу мысленного эксперимента, признавая подобную ситуацию действительной трудностью.

Возражение 4. Мысленный эксперимент все же предполагает то самое, что он стремится обосновать. Вспомним, что мы говорили о декартовской методологии. Вы оспорили то, что Декарт знает нечто (что он существует) потому, что он не может в этом сомневаться. Не должны ли Вы прежде уже знать, что Вы и Ваше тело различны для того, чтобы знать, что возможно существование одного без другого? Знание различия является основанием или оправданием для принятия мысли или эксперимента, но не наоборот. (Подобное следует из Вашего более раннего знания Вашей безусловной любви к Пэт).

Ответ. В философии часто возникают случаи, когда модальные мысленные эксперименты являются определяющими в установлении различия свойств и объектов. Представьте, что Вы и я обсуждаем, является ли нечто благим только лишь потому, что доставляет удовольствие. Вначале мы оба можем быть неуверенными в том, что думать. Но потом мы проводим мысленный эксперимент, в котором есть великое наслаждение, но не кажется, что в нем есть вообще какое-либо добро (например, воображаем профессора, получающего удовольствие от представления мучения студента). Мысленный эксперимент может продемонстрировать нам, что приносить наслаждение отличается от быть благим. Возможно, существует некоторое начальное чувство, которым мы схватываем различие еще прежде самого мысленного эксперимента, но я полагаю, что мысленные эксперименты служат для обоснования или обнаружения различия, поскольку представляется очевидным, что до проведения мысленного эксперимента можно не быть полностью уверенным в различии. Модальные мысленные эксперименты играют исторически ключевую роль в процессе прояснения и установления свойств и объектов [214].

Возражение 5. Все, что доказательство обосновывает, – это то, что понятие «быть телом» отлично от понятия «быть личностью» (или « быть мной »). Возможно, единственным заключением, выведенным в данном доказательстве, является то, что я случайно связан со своим телом. Вполне может быть, что я есть мое материальное тело, но остается возможность, что я отличен от него.

Ответ. Вероятно, это излишне скептическое утверждение, если принять его в предельном смысле. Если Вам кажется, что Вы в состоянии представить Эмпайр Стэйт Билдинг существующим без Биг Бена, то разве нет здесь основания полагать, что они суть отдельные вещи? Было бы слишком скептическим заключить, что представление одного без другого доказывает лишь то, что понятие об Эмпайр Стэйт Билдинг отлично от понятия Биг Бен. Что же касается случайного тождества, то совершенно не очевидно, как я могу быть тождественным своему телу в определенное время, но также, возможно, и не тождественен ему в это же время. Если я сейчас есть мое тело, тогда его разрушение вызывает и мое разрушение. И если сейчас возможно, что я могу пережить его разрушение, тогда, наоборот (что противоположно первоначальному утверждению), я не есть то же самое, что и мое тело. Напомню, что здесь я имею в виду предварительный, а не окончательный ответ. Некто может утверждать, что способен представить утреннюю звезду без звезды вечерней, и на этом основании сделать вывод (ошибочно), что они являются различными видами, вместо одной и той же вещи (планеты Венера). Но возможность подобной ошибки не делает предложенное здесь картезианское доказательство бесполезным.

Возражение 6. Генри Мор возражал Декарту на том основании, что разум (я, или личность) является пространственно протяженным. Не является ли насилием над нашим опытом и обычным языком говорить о личности как о непротяженной?

Ответ. Некто мог бы все же оставаться дуалистом (каким был Мор) и при этом доказывать, что «я» является нефизическим пространственно протяженным субъектом. Время от времени философы предлагали понимать пространственно протяженные объекты как нефизические – чувственные восприятия цвета, остаточные изображения [215], галлюцинации, чувственные образы, образующие сновидения и т. п. Если взять пример, используемый Декартом: когда у вас ампутирована нога, но вы можете иногда ощущать, что у вас все еще есть пространственно протяженная нога (так называемая, фантомная конечность). Модальное доказательство может быть использовано в той мере, в какой кто-либо может представить себе свое физическое тело погибшим, в то время как Вы сохраняете чувство его протяжения, некий род фантомного тела [216]. В нашем обычном словоупотреблении мы обращаемся друг к другу как к имеющим пространственную протяженность и тело, но наш язык не является сплошь материалистическим. Было бы странным думать, что я могу видеть, измерять и пространственно локализовать ваши мысли и эмоции таким же образом, как мы видим, измеряем и локализуем чьи-то материальные процессы, части или состояния. Также и картезианец может указать на то, что дуалистичный язык кажется подходящим в экстраординарном, но вполне обыденном случае, например, в случае чьей-то смерти. Вера в посмертное существование является слишком общепринятой во всех культурах и временах, чтобы ее можно было искоренить только потому, что она нарушает обычное словоупотребление» [217].

Даже если все вышеприведенные возражения были приняты, Декарт сталкивается с еще более серьезным возражением: каким образом объяснить взаимодействие чего-то физического (тела) и нефизического (личности, ума, или души)?