Жиль Делез - Капитализм и шизофрения. Книга 2. Тысяча плато

Хиджра (араб., букв.: бегство, выселение, эмиграция) — переселение пророка Мухаммеда из Мекки в Медину. — Прим. пер.

См.: Watt W.M. Mahomet è Médine, Payot, pp. 107, 293.

Laroche Е. Histoire de la racine «Nem» en grec ancien, Klinck-sieck. Корень «Nem» указывает на распределение, a не на раздел, даже когда и то, и другое связаны. Но именно в пасторальном смысле распределение животных осуществляется в неограниченном пространстве и не предполагает раздела земель: «Ремесло пастуха в эпоху Гомера не имеет ничего общего с разделом земель; когда же во времена Солона аграрный вопрос выходит на первый план, то раздел выражается совершенно другими словами». Заставлять пастись (nemô) отсылает не к разделению, а к размещению тут или там, к распределению зверей. И только после Солона Nomos начинает обозначать принцип законов и права (Тесмои [Thesmoï, законы Бога или законы церкви (см.: Климент Александрийский, «Строматы», 7.3.16.5) (др. гр.) — Прим. пер .] и Дике), а затем будет отождествляться с самими законами. До этого существовала, скорее, альтернатива между городом, или полисом, управляемым законами, и его окрестностями как местом номоса. Похожую альтернативу мы находим у Ибн Хальдуна — между Hadara как городскими жителями и Badiya как номосом (это то, что является не городом, а пред-городским полем, плато, степью, горой или пустыней).

Toynbee, L'Histoire, Gallimard, pp. 185–210: «Они бросились в степь не для того, чтобы преодолеть ее границы, а чтобы укрепиться в ней и чувствовать себя там как дома».

Ср.: Hubac, Pierre. Les nomades, la Renaissance du livre, pp. 26–29 (хотя Хьюбак и намерен смешать кочевников и мигрантов).

Относительно кочевников моря или архипелага Ж. Эмпераири [J. Emperaire] пишет: «Они схватывают маршрут не как целое, но фрагментарно, располагая рядом друг с другом разные последовательные этапы, от одной лагерной стоянки до другой в ходе путешествия. Для каждого из этих этапов они оценивают длительность перехода и помечающие его последовательные изменения в направлении» (Les nomades de la mer, Gallimard, p. 225).

Thesiger, Le désert des déserts, Pion, pp. 155, 171, 225.

См. два замечательных описания — описание песчаной пустыни Уилфридом Тэсиджером и описание ледяной пустыни Эдмундом Карпентером (Eskimo, Toronto): ветры, а также тактильные и звуковые качества; вторичный характер визуальных данных, и особенно равнодушие кочевников к астрономии как королевской науке; а еще целая малая наука качественных переменных и следов.

Межа, пограничная линия, расстояние, тропа, предел (лат.). — Прим. пер.

Хариджизм — религиозно-политическое движение преимущественно радикального толка. — Прим. пер.

Gautier E.F. Le passé de l'Afrique du Nord, Payot, pp. 267–316.

С этой точки зрения, проделанный Кластром анализ индийского профетизма можно обобщить: «С одной стороны, предводители, с другой — и против первых, — пророки. И пророческая машина прекрасно функционировала, ибо Карай [Karai] были способны повести за собой изумленные массы индийцев. <���…> Мятежное действие пророков против предводителей придавало первым, благодаря странному переворачиванию вещей, бесконечно большую силу, чем та, что имелась у вторых» (La société contre l'Etat, p. 185).

Одна из самых интересных тем классической книги Поля Альфандери (La chrétienté et l'idée de croisade, Albin Michel) — показ того, что изменения маршрутов, стоянок, объездных путей всецело являются частью Крестового похода: «эдакая армия крестоносцев, которую мы рисуем себе как современную армию, вроде армий Людовика XIV или Наполеона, движущаяся абсолютно пассивно, подчиняясь воле предводителя, кабинету дипломатии. Такая армия знает, куда она идет и когда совершает ошибки, — и она делает это сознательно. История, более озабоченная различиями, допускает иной, более реалистичный образ армии крестоносцев. Армия крестоносцев — это свободно, порой анархически, живущая армия. <���…> Эта армия мотивирована изнутри благодаря сложной связности, действующей так, что все, что предъявляется, неслучайно. Конечно же у завоевания Константинополя были свои причины, своя необходимость, свой религиозный характер, как и у других деяний Крестовых походов» (t. II, р. 76). Альфандери как раз и показывает, что идея борьбы против Неверных в какой угодно точке появляется рано, а именно — вместе с идеей освобождения Святой Земли (t. I, р. 219).

Такое противостояние между Востоком и Западом, начавшееся в Средневековье (и связанное с вопросом: почему капитализм развился на Западе, а не где-то еще?), вдохновило современных историков на замечательные анализы. См. особенно: Braudel, Fernand. Civilisation matérielle et capitalisme, Armand Colin, pp. 108–121; Chaunu, Pierre. L'expansion européenne du XIHe au XVe siËcle, P. U. F, pp. 334–339 («Почему Европа? Почему не Китай?»); Lombard, Maurice. Espaces et réseaux du haut Moyen Age, Mouton, ch. vii (и p. 219: «То, что мы называем вырубкой леса на Востоке, на Западе называется распашкой целины; первая глубинная причина перемещения господствующих центров с Востока на Запад — это, следовательно, географическая причина: лес-прогалина, как оказалось, имеет больший потенциал, чем пустыня-оазис»).

Замечания Маркса о деспотических формациях в Азии подтверждаются африканскими исследованиями Глюкмана (Custom and Conflict in Africa, Oxford) — одновременно, формальная неизменность и постоянный мятеж. Идея «трансформации» Государства кажется весьма западной. Тем не менее другая идея — «разрушение» Государства — куда более отсылает к Востоку и к условиям номадической машины войны. Мы напрасно стараемся представить обе идеи как последовательные фазы революции, они слишком уж отличаются друг от друга и плохо примиряются, они резюмируют противостояние между социалистами и анархистами в XIX веке. Западный пролетариат сам рассматривается с двух точек зрения — как тот, кто должен завоевать власть и трансформировать аппарат Государства (это точка зрения рабочей силы), но и как тот, кто хочет или хотел бы разрушить Государство (это с точки зрения номадической силы). Даже Маркс определяет пролетария не только как отчужденного (труд), но и как детерриторизованного. Пролетарий, в этом последнем аспекте, появляется в западном мире как наследник кочевника. Не только многие анархисты обращаются к пришедшим с Востока номадическим темам, но и, главным образом, буржуазия XIX века охотно отождествляет пролетариев с кочевниками и уподобляет Париж городу, преследуемому кочевниками (ср.: Chevalier, Louis. Classes laborieuses et classes dangereuses, L. G. F., pp. 602–604).