Артур Шопенгауэр - Избранные произведения

Справедливо, что, согласно всему сказанному, естественная наука заблуждается, когда силится сводить высшие ступени объективации воли и низшие, так как непризнание и отрицание первобытных и самостоятельных сил природы настолько же ошибочно, как и безосновательное предположение самобытных сил там, где в сущности только особое проявление уже известных сил. Поэтому Кант прав, что нелепо ожидать Ньютона былинки, т. е. человека, который свел бы былинку на явления физических и химических сил, коих она была бы случайно конкрементом; следовательно простой игрой природы, в коей не проявлялась бы самобытная идея, т. е. воля не выражалась бы непосредственно на высокой и самобытной ступени, а только именно так, как в явлениях неорганической природы, и случайно в этой форме. Схоластики, которые ни в каком бы случае этого не допустили, сказали бы с полным правом, что это было бы совершенным отрицанием субстанциальной формы и принижением ее до привходящей формы. Ибо Аристотелева субстанциальная форма обозначает именно то, что я называю степенью объективации воли в данной вещи. Но, с другой стороны, не должно упускать из виду, что во всех идеях, т. е. во всех силах неорганической и во всех формах органической природы, одна и та же воля раскрывается, т. е. входит в форму представления, в объективность. Ее единство должно поэтому заявлять себя внутренним родством всех ее явлений. Последнее обнаруживается на высоких ступенях ее объективации, где все явление очевидней, следовательно в царствах растений и животных, общей аналогией всех форм, основным типом, повторяющимся во всех явлениях. Последний поэтому и стал руководствующим принципом превосходных, установленных в этом столетии французами, зоологических систем и приводится с наибольшей полнотою в сравнительной анатомии, как единство плана, единство анатомических элементов. Отыскивание его было главным занятием или по крайней мере наипохвальнейшим стремлением натурфилософов шеллингианцев, которые оказали даже, в этом случае не мало услуг; хотя нередко их погоня за аналогиями в природе переходит в игру слов. С полным правом указывали они на общее сродство и фамильное сходство и в идеях неорганической природы, например, между электричеством и магнетизмом, коих тождество позднее было подтверждено, между химическим влечением и тяготением, и многое тому подобное. Особенно они указывали на то, что полярность, т. е. разъединение силы на две качественно различные, противоположные и к воссоединению стремящиеся деятельности, каковое в большинстве случаев высказывается и в пространстве движением в противоположных направлениях, — составляет основной тип почти всех явлений природы, от магнита и кристалла до человека. В Китае, однако, это сознание существует уже с древнейших времен, в учении о противоположности Иин и Янг. Даже, так как все предметы мира — только объективация одной и той же воли, и, следовательно, в сущности тождественны, то дело не должно ограничиваться очевидной между ними аналогией и тем, что в каждом менее совершенном уже сказывается след, намек, наклонность ближайшего совершеннейшего; а можно даже предполагать, так как все эти формы только свойственны миру как представлению, что уже в самых общих формах представления, в этой собственно основе мира явлений, следовательно в пространстве и времени, можно отыскать и указать на основной тип, намек, возможность всего того, что наполняет эти формы. Кажется, темное об этом сознание было источником Каббалы и всей математической философии пифагорейцев и китайцев в «И-Кинге». И в Шеллинговой школе, при ее разнообразных стремлениях осветить аналогию между всеми явлениями природы, мы находим несколько, правда неудачных, попыток вывести законы природы из одних законов пространства и времени. Между тем нельзя знать, насколько гениальный ум когда-либо способен осуществить оба стремления.

Хотя никогда не следует упускать из виду различия между явлением и вещью самой в себе, и потому тождество во всех идеях объективированной воли (имеющей определенные ступени своей объективации) никогда не должно быть извращено в тождество самих отдельных идей, в коих она проявляется, и потому, напр., химическое или электрическое притяжение никогда не должно быть сводимо на притяжение посредством тяжести, хотя их внутренняя аналогия и будет признана, и первые можно признать как бы внешними потенциями этого последнего; равным образом и внутренняя аналогия строения всех животных не дает никакого права смешивать и отождествлять роды, принимая более совершенные за разновидности менее совершенных; хотя таким образом, наконец, и физиологические функции никогда не могут быть сведены на химические или физические процессы, — то все-таки можно, в оправдание таких приемов в известных пределах, допустить с большим вероятием следующее.

Если из проявлений воли, на низших ступенях ее объективации, следовательно, в неорганическом мире, многие вступают между собой в борьбу, так как каждое, под руководством причинности, стремится овладеть насущной материей, то из этой борьбы происходит явление высшей идеи, которая побеждает все прежние менее совершенные, но тем не менее так, что она второстепенным образом дозволяет им проявлять свою суть, принимая в себя некоторый ее аналогон. Такой образ действия понятен только из тождества проявляющейся во всех идеях воли и из ее постоянного стремления к более высокой объективации. Поэтому мы видим, например, в отвердении костей несомненный аналогон кристаллизации, первобытно царившей над известью, хотя окостенения никогда нельзя свести на кристаллизацию. Слабее проявляется аналогия в отвердении мяса. Смешение соков в животном организме и выделение — также аналогон химического соединения и выделения; даже законы последних еще продолжают действовать, но подчиненно, весьма измененно, под властью высшей идеи. Поэтому одни химические силы вне организма никогда не произведут подобных соков; напротив:

«Действием природы» — вот

Как это химия зовет.

«Фауст».

Возникающая из такой победы над многими низшими идеями или, объективациями воли, более совершенная идея приобретает именно тем, что воспринимает от покоренных некоторый более возвышенный их аналогон, совершенно новый характер. Воля объективируется в новом, более ясном роде: появляется сперва посредством самозарождения, а затем посредством ассимиляции с насущным зародышем, органический сок, растение, животное, человек. Из борьбы низших явлений исходит таким образом высшее, всех их поглощающее, но и осуществляющее в высшем размере все их стремления. Итак, уже здесь властвует закон: из змеи не делается дракон, разве лишь если пожирает других змей. Я желал бы достигнуть возможности препобедить ясностью изложения темноту, сопровождающую содержание этих мыслей; но вижу очень хорошо, что собственное размышление читателя необходимо должно придти мне на помощь, если он желает понять меня или не понять превратно. Согласно данному воззрению, можно, правда, указать в организме следы химических и физических родов действий, но объяснить его из них невозможно; так как он никак не случайный феномен, возникший из совокупного действия подобных сил, а высшая идея, подчинившая себе те низшие поработительной ассимиляцией; так как объективирующаяся во всех идеях единая воля, стремясь к возможно высокой объективации, здесь отказывается от нижних ступеней своего проявления, по возникновении между ними конфликта, чтобы тем сильнее проявиться на высшей. Нет победы без борьбы. Высшая идея или объективация воли, будучи в состоянии проявиться только победив низшие, подвергается противодействию последних, которые хотя и побеждены, все еще стремятся к независимому и полному выражению своего существа. Как магнит, подымающий железо, поддерживает продолжительную борьбу с тяжестью, которая, в качестве низшей объективации воли, имеет древнейшее право на материю этого железа, причем магнит даже сильнее в постоянной борьбе, так как противодействие как бы побуждает его к большему усилию; точно так же всякое проявление воли, в том числе и заявляющее себя в человеческом организме, выдерживает продолжительную борьбу со многими физическими и химическими силами, которые, в качестве низших идей, имеют над этой материей старшие права. Поэтому опускается рука, поднятая в течение известного времени для побеждения тяжести: отсюда отрадное чувство здоровья, выражающее победу идеи само-сознательного организма над физическими и химическими законами, которые первобытно властвуют над соками нашего тела, но так часто прерывающееся, даже почти всегда сопровождаемое известным, более или менее тягостным, ощущением, которое происходит от сопротивления этих сил и но которому растительная часть нашей жизни даже постоянно связана с легким страданием. Потому и пищеварение понижает все животные отправления, что требует всех жизненных сил для побеждения химических сил природы посредством ассимиляции. Отсюда вообще тяжесть физической жизни, необходимость сна и самой смерти, так как под конец, при благоприятствующих обстоятельствах, покоренные силы природы отнимают вновь у утомленного постоянной победой организма вырванную из-под власти их материю и достигают беспрепятственного выражения своего существа. Поэтому можно сказать, что каждый организм представляет идею, коей он служит отпечатком, только за исключением части его сил, издерживаемых на покорение низших идей, оспаривающих у него материю. Кажется, это мерещилось Якову Бёме, когда он в каком-то месте говорит, что все тела людей и животных, даже все растения, собственно полумертвы. Смотря по тому, насколько организм побеждает силы природы, выражающие низшие ступени объективации воли, он становится более или менее совершенным выражением своей идеи, т. е. стоит ближе или дальше от идеала, которому в его роде принадлежит красота.