Евгений Клюев - Между двух стульев (Редакция 2001 года)

– Но это же были Вы! – Петропавел начинал запутываться.

– Я никогда не был идиотом, – отрезал старик и с сожалением добавил: – Не очень-то Вы хорошо воспитаны.

– Я только хотел сказать… – Петропавел совсем растерялся, – я… хочу спросить: где же истина?

– Если Вы у меня об этом хотите спросить, то не спрашивайте, как бы сильно ни хотелось. У меня с истиной сложные отношения. И вообще тут у нас понятие истины как-то совсем неуместно. Все истинно. И все ложно. За что ни возьмись – ни доказать, ни опровергнуть. Предложить Вам чаю или кофе – или не предлагать?

– Как Вам угодно, – Петропавла обидела формулировка вопроса.

– Мне все равно, – ошарашил его Пластилин Мира.

– Мне тоже, – парировал Петропавел, и ситуация сделалась как бы безвыходной. Неожиданно Пластилин Мира – непонятно, предложивший все-таки что-нибудь или нет, – изрек:

– Все Пластилины Мира – лжецы. Кроме меня, – причем на середине фразы из пляжного старика он превратился в прехорошенькую девушку, так что осталось неясным, к кому из них относится последняя часть высказывания.

– Здравствуйте, – на всякий случай сказал Петропавел, с восхищением глядя на девушку.

– Виделись уже, – улыбнулась та и протянула ему руку: – Пластилин Мира. – Петропавел пожал руку. Рука осталась у него в кулаке. С ужасом и отвращением он бросил руку на пол. Девушка подняла ее и приставила на прежнее место: – Фу, неаккуратный какой! Осторожнее надо…

– Сколько Вас тут еще будет? – Петропавел едва сдерживал негодование.

– Кого это – нас! – Девушка огляделась. – Я одна здесь. Не считая, конечно, Вас.

– Но Вас тут не было! – отчеканил Петропавел.

– Да и Вы тут не всегда были… Не понимаю, почему Вы злитесь. – Девушка в недоумении теребила мочку уха, которая понемногу вытягивалась и уже доставала до плеча. Чтобы не видеть этого, Петропавел отвернулся к окну и напомнил:

– Насчет чая или кофе… Могу я попросить чаю или кофе?

Девушка задумалась.

– Чаю или кофе? Вы ставите меня в чрезвычайно затруднительное положение этим своим «или». Я боюсь не угадать. Конечно, во избежание недоразумений я могла бы дать Вам и того и другого, но тогда я не выполнила бы Вашу просьбу: Вы ведь не просите у меня и того и другого. Лучше я не дам Вам ничего.

Петропавел даже не сразу понял, что ему отказали, а когда понял, совершенно рассвирепел:

– В каком направлении мне нужно идти, чтобы снова оказаться в комнате?

– Ни в каком, – ответила улыбчивая девушка. – Сидите спокойно: Вы и так в комнате.

– Но это не та комната!

– Сейчас не та, через секунду – та, потом – опять не та, потом – снова та… чего Вы суетитесь? Если Вам нужна комната, из которой Вы вышли, – пожалуйста!

Петропавел огляделся и вздрогнул: комната вдруг приобрела знакомый вид. Он поднял глаза на девушку и увидел вместо нее старушку в кружевном чепце и со спицами.

– Пластилин Мира, – сказала она.

– Долго Вы намерены еще меня морочить? – с нервным смешком спросил Петропавел.

– Да нет, – вздохнула старушка. – Долго с Вами не получится. Вы слишком скучный и все время ищете того, чего нет, – определенности. Вы, значит, серьезно думаете, что все на свете может быть либо так, либо эдак?

– А как же еще?

– Да как угодно: и так, и эдак сразу, ни так и ни эдак!., и вообще – по-всякому!. Ни одна возможность не исключает другую – и даже если кажется, что они взаимоисключающи, то это временное ощущение, оно пройдет! – Спицы мелькали в руках старушки с немыслимой скоростью, и Петропавлу казалось, что их у нее штук тридцать. – А я, – продолжала та, – застаю все возможности в точке пересечения. Альтернативные решения – моя стихия, но именно стихия, поймите это.

– Я не понимаю, – сознался Петропавел.

– Сделайте вид, что понимаете, – посоветовала старушка.

– Но зачем? Зачем делать вид?

– А иначе невозможно! Никто ведь ничего не понимает, но каждый делает вид, что понимает все. – Тут она критически взглянула на Петропавла. – Вам трудно сделать вид, что ли?

– Трудно, – буркнул Петропавел.

– Глупости! – возразила старушка. – Ничто в мире не тождественно самому себе. «Постоянное, идентичное самому себе «я» является не чем иным, как фикцией». Юм. Впрочем, Вы вряд ли слышали про Юма.

– И слышать не хочу! – заартачился Петропавел.

– Между прочим, Вы сильно ошибаетесь, если думаете, что сами не кажетесь окружающим то таким, то совершенно другим. – Отложив спицы, старушка протянула ему нечто, упакованное в целлофановый пакет. – Я тут связала Вам спортивный костюм, наденьте… В глазах пестрит от Ваших лохмотьев. Просто голова кругом идет! – Она отделила голову от тела и бросила ее в угол. Голова упала с неприятным стуком.

– Спасибо, – ошалел Петропавел, стараясь не смотреть на суверенную голову и даже не удивившись скорости, с которой на его глазах был связан да еще и упакован старушкой спортивный костюм.

– А что до Вашего возвращения, – вещала из угла голова, – то сразу за домом аэродром, через полчаса оттуда летит самолет в нужном Вам направлении. Так что поторопитесь.

Нетвердой походкой Петропавел вышел в темную прихожую и там надел костюм, оказавшийся подозрительно впору. Вернувшись, он увидел, как по комнате прохаживается молодой человек в точно таком же спортивном кос­тюме. В руках его была голова уже исчезнувшей старушки. Петропавел даже не сразу узнал в молодом человеке себя.

– Пластилин Мира, – петропавловым голосом отрекомендовался тот и запустил в Петропавла старушкину голову, на лету превратившуюся в воллейбольный мяч. Петропавел увернулся и еле устоял на ногах. Мяч вылетел в окно.

– Мне пора… на самолет, – Петропавел попятился к двери.

– Отсюда не летают самолеты. Тут пешком полчаса – через МЯСНОЕ ЦАРСТВО.

– Через… какое?

– Через МЯСНОЕ… ну, это где Мясной Царь, мясные нимфы… Неприятное место.

– А мне говорили – аэродром за домом…

– Бабуля, что-ли? Она с приветом была. Небось строила из себя Пластилина Мира? – Молодой человек понимающе улыбнулся. – Это я – Пластилин Мира.

– Да плевать мне, кто тут из вас Пластилин Мира! – взорвался вконец замороченный Петропавел. – Все вы постоянно отказываетесь от своих слов. Ваша непоследовательность убивает!

– Непоследовательность? – Лже-Петропавел пожал плечами. – При чем тут непоследовательность? Правила создаются по ходу игры – это наше главное правило. И мы последовательно его соблюдаем.

– Хватит с меня этого дурацкого маскарада! – взревел Петропавел.

– Ты не любишь маскарада? – казалось, собеседник был потрясен. – Как же можно не любить маскарада!.. Маскарад! Это самое прекрасное, что есть в мире. «Маска, кто Вы?» – «Угадайте сами!»… Каждый выдает себя за кого хочет, выбирает себе любую судьбу: скучный университетский профессор превращается в Казанову, самый беспутный гуляка – в монашка, красавица – в старуху-горбунью, дурнушка – в принцессу бала… Все смешано – шум, суматоха, неразбериха! Разум бездействует: для него нет опор в этом сумбуре. Мудрое сердце сбито с толку – оно гадает, ошибается, не узнает, оно на каждом шагу разбивается вдребезги – и, кое-как склеенное, снова готово обмануться, принять желаемое за действительное, действительное за желаемое, припасть к первому встречному – разговориться, выболтать тайну, облегчить душу хозяину своему. О, это царство видимостей, в котором легкая греза реальней действительности! Кто говорил с тобой в синем плаще звездочета? – Не знаю, неважно… звездочет!