Джидду Кришнамурти - Проблемы жизни

Он сделал паузу и потом продолжал:

«Однажды утром я проснулся очень рано; город еще спал, шумная жизнь не началась. Я почувствовал, что мне надо уйти из дома. Быстро одевшись, я вышел на улицу. Цистерны с молоком еще не начали свои рейсы. Дело происходило ранней весной, небо было бледно-голубым. У меня появилось сильное чувство, что мне необходимо пойти в парк — это около мили от моего дома. С того момента, как я переступил порог, меня не покидало странное чувство легкости, как будто я шел по воздуху. Жилое здание напротив, серо-желтый многоквартирный блок, вдруг перестало казаться безобразным; кирпичи его сделались живыми и прозрачными. Самые незначительные предметы, на которые я никогда не обращал внимания, как бы приобрели необыкновенную собственную значимость; очень странно, но все казалось частью меня самого. Не было ничего вне меня; «я», как наблюдающий, как воспринимающий отсутствовал, если только Вы понимаете, что я имею в виду. Не было «я», которое существовало бы отдельно от этого дерева или отдельно от бумажки, брошенной в канаву, или отдельно от птиц, которые перекликались друг с другом. Это было состояние сознания, которое мне никогда не было известно».

«По дороге в парк, — продолжал он, — находится цветочный магазин. Сотни раз я проходил мимо него и обычно мельком смотрел на цветы. Но в это особенное утро я остановился перед ним. Стекло витрины слегка запотело от тепла и влаги, но это не помещало мне увидеть множество различных цветов. Когда я стоял и смотрел на них, я вдруг обнаружил, что улыбаюсь и смеюсь от радости, которую никогда до сих пор не переживал. Цветы разговаривали со мной, а я с ними; я был среди них, и они составляли часть меня самого. Может быть, я произвожу впечатление истеричного человека, человека не в своем уме; но это совсем не так. Перед уходом из дома я тщательно оделся; я помню, что надел все чистое, посмотрел на часы; я видел надписи на магазинах, в том числе и фамилию моего портного, я прочел заглавия книг, выставленных на витрине книжного магазина. Все было живым, и я ощущал любовь ко всему. Я был ароматом цветов, который вдыхает этот аромат, цветы и я составляли одно. Цветочный магазин чудесно сверкал живыми красками; красота всего этого была ошеломляющей; время и измерение времени прекратились. Я, должно быть, стоял там больше двадцати минут, но, уверяю вас, у меня не было ощущения времени. Я почти не мог оторваться от этих цветов. Мир борьбы, страданий и скорби был здесь, — и в то же время его не было. Понимаете ли, в этом состоянии слова не имеют никакого значения. Слова описывают, разделяют, сравнивают, но в этом состоянии не было никаких слов; не было осознания «я», было одно лишь это состояние, это переживание. Время остановилось; не было ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Здесь было одно — о, я не знаю, как это выразить словами, да это и не имеет значения. Здесь было некое Присутствие; нет, это не то слово. Казалось, что земля и все, что в ней и на ней, находятся в состоянии благословения, а я, идущий к парку, являюсь частью всего. Когда я подошел ближе к парку, я был совершенно очарован красотой этих хорошо мне знакомых деревьев. Листочки, от бледно-желтого до почти черно-зеленого, живо трепетали; каждый отдельный листок выделялся, и в одном листочке собралось все богатство земли. Я сознавал, что сердце мое билось учащенно; мое сердце вполне здорово, но когда я вошел в парк, я едва мог дышать и, как мне казалось, готов был упасть в обморок. Я опустился на скамью, а по моим щекам лились слезы. Стояла почти непереносимая тишина, и эта тишина очищала все от страданий и скорби. Когда я прошел в глубину парка, в воздухе послышалась музыка. Я был изумлен, так как вблизи не было домов, и никто в парке не мог включить радио в такой ранний час. Музыка была частью всего. Вся благодать, все сострадание мира пребывали в этом парке, и там был Бог».

«Я не теолог и не принадлежу к числу религиозных людей, — продолжал он далее, — я был в церкви едва ли десяток раз, это никогда не имело для меня значения. Мне трудно принять все бессмыслицы, которые совершаются в церквях. Но в парке присутствовала сущность, — если можно употребить это слово, — в которой жило и пребывало все существующее. Ноги мои дрожали, я был вынужден снова сесть и облокотиться о дерево. Ствол дерева был живым, как и я; а я составлял часть этого дерева, часть бытия, часть всего мира. Я, должно быть, все же упал в обморок. Всего этого было для меня слишком много: яркие, живые краски, листья, скалы, цветы, неправдоподобная красота окружающего. И над всем пребывало благословение...

Когда я пришел в себя, солнце было уже высоко. Обычно мне надо около двадцати минут, чтобы дойти до парка; но в тот раз прошло почти два часа с тех пор, как я вышел из дома. Мне казалось, что у меня не хватит физических сил идти обратно; я сел, стараясь собрать силы, и не отваживался думать. Пока я медленно возвращался домой, все то, что я пережил, оставалось со мной; оно было со мной в течение двух дней и исчезло так же внезапно, как и пришло. Тогда-то и начались мои мучения. В течение недели я не подходил близко к своей конторе. Мне хотелось вернуть это необыкновенное переживание, я хотел снова жить и навсегда остаться в этом мире блаженства. Все это случилось два года тому назад. Я начал серьезно думать о том, чтобы оставить все и уехать в один из уединенных уголков мира, но в глубине сердца я знаю, что не смогу подобным образом вернуть пережитое. Никакой монастырь не может предложить мне такого переживания, никакая церковь не сможет зажечь свечу, потому что они имеют дело со смертью и тьмой. Я думал поехать в Индию, но отказался и от этого. Тогда я попытался прибегнуть к наркотику; он в какой-то мере преобразил вещи, сделал их более живыми, но наркотик — это совсем не то, чего я хочу. Это недостойный путь переживания; это просто обман, но не нечто реальное».

«И вот я пришел к вам, — сказал он в заключение. — Я отдал бы свою жизнь и все, что у меня есть, чтобы снова жить в том мире. Что мне делать?»

— Сэр, это переживание пришло к вам неожиданно. Вы никогда его не искали; но пока вы пребываете в состоянии поисков, вы никогда его не получите. Ваше желание снова жить в экстатическом состоянии препятствует появлению нового, свежего переживания состояния блаженства. Вы понимаете, что произошло: у вас было переживание, а теперь вы живете мертвым воспоминанием о вчерашнем событии. То, что было, стоит на пути нового.

«Не хотите ли вы сказать, что я должен отбросить все, что было, и забыть об этом? И продолжать при этом свою жалкую жизнь, с каждым днем умирая от внутреннего голода?»

— Если вы не будете оглядываться назад и просить большего — а это нелегкая задача — тогда, возможно, то самое, что находится вне вашего контроля, сможет действовать, как ему будет угодно. Жадность, даже в самом высоком смысле, порождает скорбь; стремление получить еще больше открывает дверь времени. Это блаженство не может быть куплено никакой жертвой, никакой добродетелью, никаким наркотиком. Это не вознаграждение, не результат. Оно приходит, когда пожелает; не ищите его.