В Библер - От наукоучения - к логике культуры (Два философских введения в двадцать первый век)

Итак, еще раз: антиномичность классического разума означает (пусть это будет определением понятия "антиномичность") разведенность, логическую самостоятельность двух этапов (форм) развития противоположных атрибутивных систем, дающих - в совокупности - полное, исчерпывающее определение классического предмета.

Сначала, внутри позитивно-научного знания, эти противоположные атрибутивные системы (в форме квазисамостоятельных теорий) приписываются различным, квазисамостоятельным "логическим субъектам", и благодаря такому расщеплению (например, кинематика - динамика) теоретическая система в целом может развиваться непротиворечиво.

Затем, в сфере философской рефлексии (самокритики разума), "параллельные сходятся", обнаруживается антиномичность возможности бытия классического объекта, но, поскольку эта противоречивость отбирается у особенного предмета и отбрасывается только на мир в целом (соответственно на разум "в целом"), элементарный объект классических теорий сохраняет внутри позитивного знания свою прежнюю непротиворечивость, выступает в форме двух "логических субъектов". Мир в целом (соответственно разум как способность интеллекта воспроизводить целое, всеобщее) антиномичен, то есть выступает единым логическим субъектом двух непротиворечивых "в себе", но противоречивых "между собой" атрибутивных систем. Так - у Канта.

Если же проецирование на мир в целом учитывается в каждом движении позитивной мысли заранее, по идее, то есть выступает как логический предел этого движения (Гегель), тогда все понятия позитивно-научного знания диалектизируются, антиномия мыслится как форма перехода в другую антиномию (в этом смысле - но только в этом - перестает быть антиномией). Но зато при таком подходе исчезает работающая сила позитивно-научного мышления. Здесь на позитивную науку сразу же "обратно" проецируется философская рефлексия, здесь антиномия понимается лишь как превращенная, промежуточная форма некоего абсолютного, всеобщего диалектического противоречия. Философия для Гегеля - это не "дополнение" (в боровском смысле), но истина естественнонаучного познания. Так (в логике Гегеля) исчезает историческая всеобщность антиномической формы мышления, и прежде всего самой антиномии философского и естественнонаучного познания действительности. Истинность закрепляется за одной из сторон антиномии - за философией.

Но антиномия ведет к творчеству только там, где существенны (и необходимы) оба эти этапа, где проблема возможности бытия классического объекта (вместе с проблемой "causa sui") исключается из области теоретического естествознания, переносится в область философского теоретизирования, а внутри естественнонаучного знания осуществляется двойная редукция: вопрос "как возможно бытие предмета?" редуцируется сначала до вопроса "почему предмет существует (движется) так, а не иначе?", затем до вопроса - "как он движется?".

Сложное логическое сопряжение всех этих "операций" - формирование антиномического "классического предмета", затем его расщепление, развитие теоретического знания в форме двух независимых атрибутивных систем с двумя "логическими субъектами", отбрасывание запрещенных проблем о "возможности бытия" в философскую сферу, двойная редукция исходной проблемы - дает очерк работы "теоретика-классика".

Для нас существенно обратить проделанный сейчас анализ на "схему" внутреннего диалога ("диалогику") классического интеллекта.

А. Одновременный диалог вытягивается в последовательность снимающих друг друга "циклов": позитивно-научного - философского - позитивно-научного... Крайняя точка позитивного цикла - математическое, синтетическое (геометрическое) конструирование идеализованных предметов. Крайняя точка философского цикла - анализ исходных понятий, делающий невозможным их (понятий) конструктивную роль, анализ, углубляющий парадоксальную внимательность разума.

Б. Не встречаясь в одной "точке" (в одном предмете), философствование и законополагание существуют квазисамостоятельно, поэтому их действительная "дополнительность" - взаимоисключение и взаимопредполагание непосредственно не осознается; аннигилирующей встречи не происходит.

В. В позитивном знаний цельное творческое движение мысли (= спор "философа" и "естественника") осуществляет свою противоречивость в форме "бегства от чуда" противоречия.

Но если так, то сама отделенность "естественника" и "философа", само порождение (вновь и вновь) философских проблем как самостоятельных предметов размышления входит в определение познающего разума, составляет его внутреннюю задачу, или, если угодно, "сверхзадачу", как сказал бы Станиславский.

Вот такое содержание скрывается в антиномической схеме мышления.

Принцип дополнительности сыграл решающую роль в разоблачении и исчерпании всего этого антиномического круговращения.

Вернемся к сформулированному выше утверждению: в микрочастице, как она понимается квантовой теорией, спроецированы два идеализованных предмета: в бытии своем она уже понимается как точка самодействия, в движении своем еще как точка "действия на другое". Один - возможный (или, скорее, еще невозможный) предмет некой будущей логики, точнее, еще только идеи такого предмета. Другой - классический предмет естествознания Нового времени, со всем хвостом хорошо продуманных следствий, логических идеализаций, редукций и т.д. и т.п.

Поскольку идея "causa sui" неявно внесена теперь вовнутрь классического разума (в качестве некоего троянского коня), антиномия оказалась блокированной, запертой в объекте позитивных теорий, ее уже нельзя проецировать вовне, в сферу философской рефлексии, на мир в целом. "Точку самодействия" нельзя отщепить от "мира", который осуществляет это самодействие... Все редукционные операции становятся невозможными, все очерченные здесь схематично узлы изгнания метафизики разрубаются, антиномичность классической науки фиксируется внутри ее структуры.

В логическом плане принцип дополнительности - по отношению к "классике" и есть форма такой фиксации, обращения философских антиномий вовнутрь позитивной теоретической системы.

Но поскольку идея "causa sui" присутствует здесь только как неопределенная возможность, как искушение, она лишь провоцирует иное понимание классических теорий, но не приводит к формированию радикально нового логического образа.

В принципе дополнительности уже невозможны квазисамостоятельные логические субъекты (отдельное существование кинематики и динамики), но противоположные атрибуты хотя и сводятся в одно острие, оказываются отнесенными к единому объекту, однако существуют еще как две отдельные атрибутивные системы, не переходящие друг в друга и не снимающие свою внутри каждой системы - формально-логическую последовательность и непротиворечивость.