Олаф Стэплдон - Последние и первые люди: История близлежащего и далекого будущего

К такому результату привело множество причин, одни из которых были относительно неосновательными и временными, некоторые же глубокими и долгими. Будто бы Судьба, направляя события к уготованному концу, сама использовала множество разнотипных инструментов, ни один из которых не был достаточным сам по себе, хотя все и работали вместе изо всех сил в одном и том же направлении. Прямой же причиной беспомощности человеческой расы в период развития кризиса Всемирного Государства были, разумеется, широкая эпидемия психических заболеваний и еще более распространившееся расстройство умственных способностей – следствие применения микробов. Это почти мгновенное воздействие сделало для человека невозможным оценить свое падение на самой ранней и наименее неуправляемой стадии. Позже, когда эпидемия подошла к концу, даже при условии, что вся цивилизация уже представляла сплошные руины, согласованная попытка вернуться к благочестию могла бы, тем не менее, восстановить ее на более умеренном уровне. Но среди Первых Людей только меньшинство было едва способно к искреннему и беззаветному служению общему делу. Подавляющее же большинство по своей природе было подвержено личным устремлениям. И в этот мрачный период столь велика была глубина разочарования и общего истощения, что даже обычная решительность и твердость были невозможны. Казалось, что рухнула не только социальная структура человеческого общества, но и структура всего обитаемого мира. И единственной реакцией на это было лишь пассивное отчаяние. Четыре тысячелетия определенного уклада жизни лишили человеческую природу всей ее податливости. Ожидать, что эти существа целиком переделают свое поведение, было едва ли более разумно, чем ожидать, что муравьи, когда их гнездо затопляет вода, последуют поведению водяных жуков.

Но еще более важная и настоятельная причина заставила Первых Людей после их падения не подниматься долгое время. Трудноуловимые психологические изменения, которые соблазнительно назвать «общее дряхление породы», подрывали состояние тела и разума человека. Химическое равновесие каждого индивидуума становилось все более нестабильным, так что, мало-помалу, великий дар человечеству в виде продолжительной молодости постепенно терялся. Но куда быстрее, чем от старости, его ткани изнашивались, как бы проявляя износ от трудностей самого бытия. Это бедствие не было неизбежным, но оно было привнесено воздействиями на характер, свойственный данной породе, и усиливалось условиями. В течение нескольких тысяч лет человек жил под очень сильным давлением в биологически неестественном окружении и не нашел средств для компенсации особенностей своей природы из-за наложенной на нее дополнительной нагрузки.

Осознав все это после падения Первого Всемирного Государства, поколения очень быстро скользнули сквозь сумерки в самую настоящую ночь. Чтобы прожить эти столетия, необходимо было жить с осознанием общего упадка и разложения и с легендами о могущественном прошлом. Население, почти полностью, происходило теперь из фермеров прежних времен, и поскольку сельское хозяйство считалось очень малоактивной областью, подходящей в основном только для ленивых людей, то планета была теперь сплошь заселена одними мужланами. Лишенная энергии, машин и химических удобрений, эта деревенщина с трудом могла прокормить даже себя. И, разумеется, только десятая их часть пережила великую депрессию. Второе поколение знало о цивилизации лишь как о легенде. Все их дни были наполнены непрерывным трудом по обработке земли и регулярными объединениями усилий для борьбы с мародерами. Женщины стали более сексуальны и занимались домашним трудом. Семья, или клан из нескольких семей, стал самой большой социальной единицей. Бесконечные распри и вражда возникали между населением соседних долин и между фермерами и шайками бандитов. Мелкие вооруженные деспоты временами поднимались вверх и падали, но никакого постоянного контроля над достаточно широкой территорией так и не было установлено. Пока еще не было избыточного богатства, чтобы тратить его на такую роскошь, как правители и регулярные армии.

Поэтому без ощутимых перемен тысячелетие протянулось в убогой и тяжелой работе. Этим нео-варварам было трудно жить на истощенной планете. Не было больше не только нефти и каменного угля, но и никаких минеральных залежей, сохранившихся в местах, доступных их слабым инструментам и разумам. И особенно легких металлов, необходимых для столь многочисленных разнообразных работ по созданию материальной цивилизации: они давным-давно исчезли из наиболее доступных глубин земной коры. Более того, обработка почвы была слишком затруднена из-за того факта, что само железо, которое теперь нельзя было добыть без механизированных горных работ, оказалось недоступным. Люди были вынуждены вновь прибегнуть к каменным орудиям, как это делали их древнейшие человеческие предки. Но им не хватало ни умения, ни настойчивости своих предков. Для них не существовало ни заостренности палеолита, ни гладкости и симметрии неолита. Их орудиями были лишь разбросанные на земле булыжники, у которых отбивались края, для повышения удобства этих естественных камней. Почти на каждом из них они запечатлевали один и тот же, патетический символ – Свастику, или Крест, —использовавшийся Первыми Людьми в качестве священной эмблемы на всем пути их существования, хотя и с изменявшимся смыслом. В одном случае он символизировал изображение аэроплана, пикирующего к гибели, и в таком виде использовался бунтовщиками как символ падения Горделпаса и самого Государства. Но более поздние поколения интерпретировали эту эмблему иначе как знак, указывающий на их божественных предков, и как напоминание о том золотом веке, из которого им был предначертан путь либо в вечное паденье, либо до того момента, пока боги не вмешаются в их судьбу. Почти очевидно, что в столь упорном использовании этого символа первые представители рода человеческого невольно воплощали двойственность и противоречивость своей собственной природы.

В это время умами всей расы завладела идея непреодолимого упадка. Поколение, перенесшее падение Всемирного Государства, удручающе действовало на свою молодежь рассказами о прошлых прелестях и чудесах и убеждало самих себя в том, что молодые люди не имеют достаточно разума, чтобы вновь построить такую сложную систему. Следующие поколения, по мере того как условия реальной жизни становились все более и более жалкими, относились к легенде о прошлой славе все более и более скептически. Целая масса научных знаний была очень быстро утрачена, если не считать тех обрывков, которые имели практическое значение даже при такой дикой жизни. Осколки старой культуры были, конечно, сохранены в общем переплетении практических знаний народов, которые опутывали земной шар, но они были до неузнаваемости искажены. Поэтому существовало широко распространенное убеждение, что окружающий мир зарождался как огонь, и что жизнь выделилась из огня. После появления обезьян эволюция прекратилась (так утверждалось) до тех пор, пока не явились божественные духи и не овладели самками-обезьянами, произведя таким образом человеческие существа. Таким образом возник золотой век божественных предков. Но, к несчастью, через некоторое время внутри человека зверь одержал победу над божеством, и потому прогресс уступил место многовековому упадку. И, разумеется, этот упадок был неизбежен до тех пор, пока боги не найдут подходящего момента, чтобы вновь прийти на землю и сожительствовать с женщинами и еще раз воспламенить человечество. Подобная вера во Второе Пришествие богов настойчиво и повсеместно поддерживалась в Первый Век Тьмы и утешала людей в их смутном осознании вырождения.