Евгений Елизаров - Сотворение мира или эволюция?

Чтобы легче уяснить себе все то о чем говорится здесь, обратимся к наглядному примеру, который постоянно, на протяжении 24 часов в сутки перед нами. Словом, обратимся к тому, что содержится в нашей собственной голове.

Полным и достаточно строгим аналогом той картины мира, где все фрагменты временной последовательности представлены сразу, сосуществующими друг с другом, является логический континуум нашего сознания. В зависимости от уровня нашей образованности, культуры, опыта этот континуум может вмещать в себя очень и очень многое. Но все то, что содержится здесь, может упорядочиваться нами в совершенно произвольном порядке. Действительно, в нашей собственной голове мы можем легко и свободно сопоставлять между собой совершенно разные фрагменты развития любого объекта, включая и всю свою жизнь, и все стадии развития Вселенной.

Здесь мы можем совершенно произвольно скользить по цепи событий мировой истории как обычном направлении от причин к следствиям, так и в обратном, последовательно выхватывая для более пристального рассмотрения все то, что уже утонуло в прошлом. Мы можем свободно изменять очередность любых явлений, включаемых в круг нашего внимания. Словом, в логической сфере сознания мы не стеснены решительно никакими ограничениями, которые были бы связаны с временной последовательностью событий. Больше того, организация сознания, в которой явления могли бы рассматриваться только в той последовательности, которую они занимают на временной шкале, делает невозможным процесс мышления вообще.

Точно так же здесь ничто не возбраняет нам корректировать любые принимаемые нами начальные условия содержанием именно тех следствий, которые должны вытекать из них. В самом деле: привычным каждому из нас является анализ того, что «было бы, если…». При этом содержание того самого «если…», которое относится нами в какое-то прошлое, формируется не чем иным, как известными вызовами настоящего. Ведь именно сегодняшнее состояние действительности помогает нам не только увидеть ошибочность условий, принятых нами где-то в прошлом, но и найти способ исправить их, чтобы избежать обнаруживаемой ошибки. (Повторим только, что речь идет лишь о мысленно представляемых цепях событий, об их логических аналогах, но вовсе не о них самих.) Больше того: именно эта особенность сознания и является единственным основанием в формировании любых абстрактных теоретических концепций. Впрочем, не одних только теоретических, ибо любое творчество – и в сфере практики, и в сфере искусства, основывается в конечном счете все на том же.

Однако эта аналогия с тем, что постоянно переполняет наше собственное сознание, справедлива только на уровне Вселенной в целом. Но как только с предельно всеобщего уровня мы переходим на любую низлежащую ступень, то есть ограничиваем наш анализ каким-то частным фрагментом целого, картина немедленно меняется. И чем ниже мы опускаемся по лестнице обобщений, тем разительней становятся перемены. В самом же основании – в повседневном опыте каждого из нас – остается только однонаправленная стрела никуда не отклоняющегося временного потока. Словом, все обстоит как в известных стихах: «Лицом к лицу – лица не увидать; большое видится на расстояньи».

Обобщая, можно сказать, что наше обыденное представление о всеобщем временном гольфстриме событий зависит только от масштаба тех явлений, которые вовлекаются в наш анализ: чем больше масштаб, тем большую трудность вызывает чисто временное их упорядочивание, и наоборот: чем меньше угол зрения, тел легче выстраивается строго упорядоченная временная последовательность.

Но все же и сложившимися представлениями о физическом времени как о глобальном потоке, имеющем только одно единственное направление пренебрегать недопустимо. Взгляды, долгое время оправдывавшие себя не только в повседневной практике, но и в развитии теоретических представлений об окружающем нас мире, никоим образом нельзя игнорировать, ибо то, что апробировано столетиями, не может быть одним сплошным заблуждением. Любое новое видение действительности обязано сохранять определенную преемственность, иначе говоря, только в том случае получает право на существование, когда согласуется с тем, что уже устоялось в сознании поколений.

Речь может идти лишь о выявлении тех естественных границ, в пределах которых привычные представления полностью сохраняют свою силу. Поэтому никакая модель мироустройства, где следствие имело бы возможность оказывать возвратное действие на порождающую его причину, не может противоречить традиционному взгляду, согласно которому время имеет только одно измерение и уподобляется прямому лучу, устремленному в вечность.

Как кажется, простейшей из таких моделей, которая полностью сохраняет все привычные представления о причинно-следственных связях и вместе с тем позволяет понять существо обратной детерминации явлений, является та, где единый временной поток полностью замыкается в некоторый грандиозный круг. Между тем у круга уже нет ни начала, ни конца, одно плавно перетекает в другое. Поэтому условный «конец времен» полностью сливается со своим собственным первоначалом, и конец света оказывается ничем иным как порождением нового цикла всеобщего развития.

Древние изображали нечто подобное в виде мифического чудовища Уробороса – змеи, пожирающей свой собственный хвост.

Ясно, что в случае формирования такого глобального надвременного круга обратное воздействие следствий на всю цепь своих собственных причин наиболее отчетливо сможет проявить себя только в очень большом временном интервале, продолжительность которого приближается ко времени полного цикла. Напротив, при рассмотрении любого фрагмента единого круга времен будут прослеживаться (с тем большим контрастом, чем меньше выхватываемый для анализа фрагмент истории) все привычные нам отношения между прошлым и будущим, причиной и следствием. И только непредсказуемое действие случайности станет время от времени напоминать нам о том, что даже в самом незначительном интервале далеко не все сможет быть объяснено только ими.

Словом, обратная детерминация явлений при таком взгляде на природу вещей оказывается началом, которое на самом деле ничем не противоречит прямой причинной зависимости, с которой мы привыкли иметь дело. Ведь там, где время замыкается в какой-то надысторический круг, по существу полностью разрешается парадокс, связанный с допущением возможности движения против временного градиента.

В самом деле, мы предполагаем, что действие любой причины неограниченно продолжается в будущем, но если временной поток замыкается в круг, отдаленное будущее рано или поздно переходит в прошлое, а значит и следствие – обращается в причину. И чем дальше мы отходим от точки настоящего, тем меньшей оказывается роль непосредственных причин в последующем развитии явлений; в то же время конечное их следствие оказывается не чем иным, как первопричиной всего существующего вокруг нас.