Евгений Елизаров - Сотворение мира или эволюция?

Таким образом, и в этом случае общее течение времени будет сохранять всего одно привычное нам измерение, одно единственное направление своего движения – от прошлого через настоящее к будущему. Но даже при этом условии мы обнаружим возможность следствий влиять на свои собственные причины, причем с тем большей интенсивность, чем дальше они отстоят друг от друга. Словом, здесь будут наблюдаться именно те количественные зависимости, о которых мы уже говорили выше: то есть объективная роль причин по мере увеличения временного интервала, принимаемого для анализа, будет неуклонно сокращаться, напротив, действие следствий на свои причины – последовательно возрастать. И все это при полном сохранении принципа всеобщей детерминации явлений.

Это легко показать на достаточно наглядном примере. Начертим обыкновенный круг и разобьем его, ну, скажем, на привычные нам 360 градусов. Примем, что время может двигаться только в одном направлении по часовой стрелке, и обозначим точку настоящего момента в нулевом (или, что то же самое, в триста шестидесятом) градусе. Уже из этой простенькой иллюстрации видно, что любое событие, которое свершится в будущем, а именно – в точке, маркированной первым градусом, будет оказывать совершенно незначительное влияние на свое конечное следствие и в то же время на свою непосредственную причину, которые обозначены нулевым. Это оттого, что между ними проляжет вся временная шкала. Но событие, которое должно будет случиться в точке второго градуса, окажет уже более заметное воздействие на них, поскольку их будет разделять уже несколько меньшая временная дистанция. Самое же сильное влияние будет оказывать на далекую свою причину событие, расположенное в точке триста пятьдесят девятого градуса. И так – не только для нулевой точки отсчета, которую можно принять и за начало нашего условного времени, но и для любого другого временного пункта.

Правда, здесь все же стоит уточнить, что причинное воздействие на любое дискретное событие будет оказывать в конечном счете вся цепь следствий (причин), то есть все события, расположенные на нашем круге. Поэтому сумма влияний для любого из них всегда будет равна одной и той же величине. Ведь мы говорим, что в этом мире на любое событие в конечном счете действует полная совокупность всех форм бытия, и развитие любого из них направляется без исключения всей материей. Просто в общем согласном хоре причин (следствий) звучание какой-то одной будет заглушать собой все многоголосие, голос другой будет почти неразличим.

Правда, замыкающийся в надысторический круг единый временной поток, как кажется, должен был бы формировать собой обреченный на вечное повторение цикл. Однако это не так, здесь, скорее, мы имеем дело не с замкнутым кругом, но с витком какой-то бесконечной спирали.

Вглядимся пристальней.

Предположим, что развившийся до известного предела разум и в самом деле получает возможность запустить новый цикл всеобщего развития природы. Ясно, что в этом случае вполне логично ожидать возникновения новой жизни, которая сама способна эволюционировать до стадии одухотворения, а затем подняться до того уровня, когда она сама окажется в состоянии влиять на всеобщий ход мирового развития. Конечно, это не будет простым механическим умножением, подобным бесконечному наращиванию какой-то «матрешки» числа цивилизаций; новый, порожденный своим предшественником, разум, последовательно восходя к вершинам своего развития, в конце концов должен сливаться со своим фактическим творцом и растворяться в нем. Но так как он развивается уже в несколько иных условиях, нежели те, что обрамляли развитие его предшественника, сливаясь со своим «создателем», он привносит в интегральный опыт последнего и что-то свое, новое, тем самым обогащая и его.

Думается, во всяком случае хочется надеяться, что по мере своего восхождения любой разум будет все в меньшей степени руководствоваться материальными потребностями и во все большей – соображениями какого-то высшего порядка. Скажем, законами нравственности. Меж тем разум (вероятно, правильно было бы сказать: любой разум вообще) – это свободное начало, а значит, в отличие от бездушного механизма, он никогда не свободен от соблазнов. Другими словами, он обречен оставлять в своем собственном прошлом не только то, чем можно гордиться. Но если время и в самом деле замыкается в круг, то субъект разума, достигая высшей точки своего развития, которая сливается с самым началом мира, получает реальную возможность искупить многое из того, что давно уже оставлено им где-то позади. Поэтому любой новый цикл всеобщей истории никогда не будет механическим повторением одного и того же: усвоенные уроки нравственности не смогут не сказаться.

Заметим: если каждый новый цикл развития хоть в чем-то оказывается непохожим на предыдущий, то тем самым образуется не замкнутый круг, но открытая для какого-то мета-движения спираль. Меж тем спираль времени должна иметь еще одно измерение.

Самым простым и здесь было бы замкнуть ее в круг, и тогда полная структура времени приняла бы законченную тороидальную форму. Но строго говоря, все то, что лежит за пределами одного витка всеобщей естественной истории, – абсолютно сокрыто от нас. И если мы разделяем веру в физические законы, мы должны просто смиренно остановиться перед ними, если мы веруем в сотворение нашего мира, мы обязаны отступить, ибо никому не дано взглянуть в глаза Бога. Словом,

Впрочем, повторимся: и образ Уробороса – это тоже сильное упрощение. Для описания тех действительных отношений, которые скрываются за временными связями, у нас пока еще просто нет адекватных понятий.

Остается обратиться к аналогии.

Существуют детские наборы, состоящие из разного количества фигурных кусочков картона, из которых можно складывать какую-то картинку. Выберем из них самый большой и сложный, выбросим образец, по которому должно собираться целостное изображение, и приступим к работе.

Поскольку у нас нет ни малейшего представления о том, какая именно картинка должна сложиться в результате, мы можем начинать с любого фрагмента. Работа будет состоять в том, чтобы из всего множества других последовательно подбирать к нему именно такие, при сочленении с которыми и контуры изображения, и цветовые тона будут плавно и естественно перетекать друг в друга. Конечно, задача будет существенно осложняться там, где контрастные переходы будут совпадать с краями комбинируемых нами фрагментов, поэтому у нас могут образовываться довольно значительные пробелы собираемого изображения, но при должной аккуратности и терпении общая картинка рано или поздно будет сложена.